Эхо тайги

– М-м… – почему Яким говорит, что Ванюшка привез только одного соболя? И будто бы по заказу Якима? Есть еще соболя, и для такой блондиночки-пышечки не жалко и остальных. Но Яким больно надавил Ванюшке на ногу. Потом он уложил гостя на свою постель. А когда тот отоспался, заставил его одеться и куда-то повел. После утомительного блуждания по тёмным улицам, подошли к знакомому двухэтажному дому, тому самому, где раньше жили цыгане, и куда Ванюшка уже безрезультатно толкался. Дом стоял – ни светлиночки. Во дворе густым басом брехали цепные собаки. Она бросились было на Якима, но, признав, умолкли. Яким постучал в окошко два раза, затем три раза в дверь, и их впустила та самая толстая баба, что пугала Ванюшку «чекой». Она, оказалась улыбчивой, и при виде Якима лицо ее залоснилось, как свежесмазанный блин.

– Якимушка, радость наша, гости вас, прямо сказать, заждались. То один выйдет спросит про вас, то другой. А дамы… дамы… Счастливчик вы. Ох и любят вас дамы.

…Ванюшка оглянулся. Следом неотступно шла Ксюша с винтовкой. «Господи, неужто боле не будет? Неужто эта чернявка не отстанет? А ведь так баско было все».

…В зале, где прежде кутили избранные, где прежде пел под гитары хор и плясали цыгане, сейчас стояли девять столиков. Окна плотно закрыты, под потолком большие керосиновые лампы. Сквозь красноватые абажуры на столики, на сидящих за ними гостей падал тревожный свет, похожий на отблеск вечерней зари перед ветреной ночью.

– Якимушка, к нам, – пригласил высокий сутулый мужчина в купеческой черной поддевке. Он приподнялся, вытер тонкие губы белой салфеткой и опять сказал, уже громче: – Якимушка, садись.

– К черту, Яким, сыпь сюда – три борта в угол, – кричал детина с завитыми волосами, в трещавшем на плечах поношенном фраке.

Якима звали почти со всех столиков. И не только мужчины. Там были и дамы в мехах и девчонки с яркими румяными лицами и блестящими, широко открытыми глазами.

В тот день Яким подсел к коренастому мужчине в золотом пенсне и с сияющей лысиной. Проворный лакей в черном, с галстуком бабочкой и белоснежной салфеткой на левой руке, угодливо изогнулся в дугу.

– Что изволите-с приказать?

– Семгу, икру, стерлядок под красным соусом, – Начинался рождественский пост, а лысый был человеком глубоковерующим. Поэтому Яким выбирал себе и Ванюшке только рыбные блюда.

– Пять тысяч пудов не позднее нового года, – донеслось от соседнего столика.

– Но кордоны и продотряды? Намеднись у самого города задержали.

– Знаю! И добавлю на риск ровно десять процентов…

За столиком слева заключалась торговая сделка. За столиком справа говорили о золоте.

– …Удалось раздобыть сорок золотников.

– О-о, золото – это непреходящая ценность.

– …Женьшень возвращает молодость и страстность, – говорил пожилой мужчина, лаская глазами соседку, – Лазарь умерший восстанет из гроба. Хе-хе!

В городе стояли очереди за хлебом. Шла борьба с беспризорностью. С трудом оживали заводы. Платья шили из мешковины, а туфли плели из тонких веревок. Чоновцы, продразверстка и хлебные карточки – вот, что характеризовало период военного коммунизма. В подпольном ресторане были фраки, меха, декольте и разговоры о купле-продаже, курсе франка на бирже, и возбуждающих свойствах женьшеня.

– Яким, да ты угощай своего компаньона, – басил хозяин. – Э-э, молодой человек, как вас звать? Ваней? Вы не стесняйтесь. Здесь все друг друга знают не первый десяток лет. Сегодня читал твои вирши, Яким, в большевистской газете. Препохабное впечатление. «Красное знамя… богиня свободы…»

– Надо же чем-то питаться, Савелий Маркович, за эти стишки я карточку получаю.

– И маскируешься! За это хвалю, – захлопал в ладоши, – гитару Якимчику!…

Яким в черной, бархатной блузе, с пышным галстуком из розового маркизета в крупный черный горошек. Длинные подвитые волосы волнами лежали на плечах. Он взял гитару, а зал притих. Аккорд, другой, третий… Яким словно искал между струнами слова.

– Маркитаночку, – просили с соседнего столика.

– Обнаженную Нелли.

– Сегодня спою вам другое, – сказал с улыбкой Яким. Он научился улыбаться так, что каждый думал, будто Яким улыбнулся только ему.

Яким поставил ногу на стул и, взяв бравурный аккорд, запел на модный мотив душещипательного романса:

Мой муж уехал в Амстердам.

Вы приходите, я вам дам…

Стаканчик чаю с сухарями…

Яким продолжал петь. У него студентки студентам, артистки артистам, дитя в колыбели и старуха на печке – все говорили такие речи, что даже видавшие виды люди прыскали от удивления. Но все кончалось невинным стаканчиком чая с сухарями.

В тот вечер Яким нашел покупателя на Ванюшкино золого и познакомил его с тонюсенькой девчонкой. Приведя Ванюшку домой, девушка раздевалась и плакала. Ванюшке нравилось это. Он начинал казаться себе очень сильным.

К сожалению, деньги кончились удивительно быстро и пришлось возвращаться в тайгу, ждать, когда Ксюша с Ариной намоют новую порцию золота и можно будет снова идти «к Вавиле»,

Сейчас в душе Ванюшки росла злоба на «чернявку».