Саша ничего не сказала. Ты только мягкий смешок услышала. И шорох — но больше почувствовала: подруга опять поёжилась. Дрожь пробрала. Общая, да.
У Сашки же большой дом, не какая-нибудь квартира — хорошенький, в частном секторе. И теперь — никого-никого, только вы вдвоём, а вокруг — тишина, темнота. Приглушённая вьюга за тугими и прочными окнами.
Сколько так длилось?
Сколько-то. Пока вы обе не привыкли к пледово-тёплому сумраку.
— … Включим гирлянду? — ты осторожно спросила.
… И даже вот так заметила улыбку твоей подруги.
***
Гирляндам не нужно розеток, гирлянды на батарейках. Плакат MCR на всю стенку над бортиком кровати, густой силуэт стола у зашторенного окна. Там ещё учебники и тетради кипами свалены, скопом.
Вы лежали вдвоём на спинах, держались за руки, смотрели на потолок. А на потолке — звёздочки, полумесяцы. Размыто светились, терялись от зелёных, алых и сизых точечных огоньков. Медленных и неспешных, чтоб не мигали, а плавно вспыхивали — и угасали.
— Я думала, ты по мальчикам, — Сашка твою ладонь держала, но на тебя не смотрела.
Ты решилась слегка отодвинуть ногу. Как будто бы невзначай ткнулась коленом к её колену.
— А я думала, тебе только «двадэ» заходит.
Снова смешок услышала.
— Сейчас, наверное, часов пять, — сашкин голос, всё ещё шёпотом. Но протянуто и задумчиво, в тон гаснущим синим лампочкам. Чтоб поймать момент темноты.
— И чай уже выпили… — ты согласилась ей в тон.
Нет, ни о чём вы не договаривались, а уроки — это просто уроки. И беглые взаимные взгляды, аккуратные, невзначай, кивки. Недомолвки и недошутки. Одиночество.
— Хочешь, одеяло достану?.. — она лежала у края постели, ей и подняться проще.
— А жарко не… — ты прыснула своим же словам, поймав её прищуренный, не хищный, но очень лукавый, такой, лесной взгляд.
***
— Мика. Ми-ка…
Сашка каменной куницей выглядывает из-под пышного, воздушного одеяла, вся в зайчиках и воздушных шариках.
Крадётся к тебе — а ты всё же невольно прячешься. Подбираешь к себе колени, упираешься спиной в подушку, через неё — в тот самый бортик кровати.
Опускаешь взгляд — и видишь чуть опущенный ворот того самого шерстяного свитера. И шею тонкую, вытянутую. Цепляешься зрением за аккуратное ушко,
В таком приглушённом свете совсем не различить лица Сашки, только черты какие-то общие. И движения её тонких губ.
Она тянется к тебе рукой-лапкой, прикладывает кончик пальца к твоему сомкнутому рту.
— Мик-ка, — зовёт тебя в третий раз, заключает мягким к тебе касанием. — Я пробую твоё имя на вкус.
И вот сейчас понимаешь: ты правильно рассудила. Ты правильно пошла к ней.
Влад такой спешный весь, скомканный. Не так, и не эдак, всё как-то вот так, и получилось с ним, что получилось. Ты полежала, и у тебя даже не затекли ноги, не болела спина потом. И вообще ничего не болело.
А сейчас… Тебе р
обко, тебе хочется играться и прятаться. Сама ныряешь под одеяло — и к стенке жмёшься. А Сашка — «хи-хи» — и к тебе.Щекой о щёку, ладонь к ладони.
Смешливо сталкиваетесь носом об нос.
Ты видишь всё это будто как наблюдательница — но и мыслей, и памяти хватит — вспоминаешь — и опять дрожь, мурашки.
Вам не жарко, вы просто путаетесь, путаетесь друг в дружке. Где-то там поцелуй случается, совершенно внезапный. Ты не то, чтоб не ожидала. Просто от щёк к губам… Губами к губам, а дальше — вкус мяты, голова кругом. Она и ты, обе теряетесь, тонете в взаимных объятьях. Вокруг же совсем темно. Небо тёмное и ночное вас обеих сейчас укрывает. То самое небо, тяжёлое, в котором парят воздушные шарики, к которому прыгают жёлтые зайчики. А вы не прыгаете, и даже не копошитесь. Поцелуй — это ведь не про спешку. Это про «чувствовать». Это… Тоже про одиночество. То самое миканочество вместе с Сашкой. Разделяемое, затягивающее.
Ты ведь это хотела попробовать? Теперь пробуешь.
Вы вместе в твоей тесной лодочке. Раскачиваетсь и кублитесь — и всё на волнах, на волнах — не тонете, но держитесь на плаву.
И тебе нравится. Тебе вкусно — и совсем ничего не видишь. Только язык подруги, только руки её — на спине, на плече. Она мягко поднимает подолы твоей безразмерной кофты — и ты сама вместе с тем приникаешь поближе к ней.
Помнишь, какая у неё кожа тёплая, да? И чуть-чуть выгнутая, с проступающими костяшками хребта спина. Худая, ребристая.
Уже не целуетесь, тихонько друг дружку гладите. Так, чтоб ткани одежд слегка щекотали кожу. Не спешите забраться под них. Не спешите себя раздевать.
Тебе слышится скрип. Это её кровать, да?
Но кровать же, вроде как, новая. Не должно ведь так быть? Наверное. Но не очень-то важно. Вот опять что-то скрипнуло — а ты всё ж ладонью уже смелее скользнула под её свитер. Да и Сашка не тормозила — мягко и аккуратно, лёгкими, чуткими касаниями, совсем у подолов вязаной кофты, вдоль так сильно давящих джинсов.