Эхо теней и другие мистические истории

Всего на миг ему показалось, что сидевшие перед ним — не его дочери, не его жена. Просто застывшие восковые фигуры. Слишком ровно и прямо те перед ним сидели. Слишком неестественно улыбались. Мария особенно. Спину вытянула, одна рука — локтём и ладонью на столе, другую — подняла, чуть-чуть свела пальцы, будто что-то сказать хотела. Рот приоткрытый, тёмные волосы забралом скрыли часть лица. Стеклянный и прямой взгляд.

— Я могу пойти на чердак? — спросила девочка.

— А? — её отец вздрогнул, отёр лицо. И старшая сестра и мать медленно посмотрели на Машу. Перевели спокойные взгляды на Михаила — и обе кивнули.

Роза нагнулась, встала из-за стола, подошла к младшей.

— Пойдём, малая, мама с папой пусть отдохнут.

Не дожидаясь ответа, взяла её под руку — и обе скрылись в коридоре.

Слышались их шаги на лестнице на второй этаж.

Михаил и Ната опять остались одни.

— А чего нам тут сидеть? — та откинула прядь, сложила подбородок на подставленную ладонь, чуть склонила голову. — Хочешь, можем выйти во двор. Девочки могут и сами побыть.

— Могут, — согласился тот.

— Она за мамой скучала, — вздохнула Ната. — Спасибо, что и её привёз.

Тот улыбнулся, выдохнул, опустив взгляд.

***

Муж с женой вдвоём сидели на веранде второго этажа, пили сухое полусладкое. Ну, как пили. Бокалы всё ещё почти полные, сделали по глотку.

Ната — в кресле-качалке, на спинку откинулась, смотрела на ночной луг.

Михаил — опять-таки с другой стороны стола. Даже будучи снова вместе, они держались друг друга поодаль.

— С органами не было сложностей? — женщина потянулась к бокалу.

Её бывший муж взял свой, отхлебнул, посмотрел на собственное размытое отражение в тёмном напитке. Мутное, неразборчивое. Печальное.

Ната никак не могла знать про органы. Это случилось после её…

— Отъезда, — она кивнула, сделав новый глоток. Склонила голову, откинула волосы. Замечалась грубая запёкшая кожа на щеке. — Моего отъезда, — улыбнулась. — Давай думать так.

Тяжёлый вздох: да. Картина идеальной семьи возможна только в медленном, всеобъятном кошмаре.

— И даже здесь ты ничего не расскажешь мне о моей дочери. Где она, Михаил? — спросила Ната спокойно и отрешённо. — Где моя девочка? Это всё, что я хочу знать.

***

— Ты… Что предлагаешь? — всплеск руками.

Мужчина смотрит прямо в глаза. Скрестил руки, невозмутимо пожимает плечами.

— А у нас есть ещё варианты?

— Детдом. Уйти. Нам вместе уйти. Не тебе. Я не знаю…

— Ты остаёшься. И девочка будет жить, — твёрдый ответ. — Твой ребёнок обязательно будет жить.

***

Ната всё так же покачивалась в кресле, медленно пила вино, косилась на поникшего мужчину.

Тот медлил с ответом.

— Ты так молчишь, будто бы тебе есть, что терять.

— А ты даже не пытаешься убедить меня, что происходящее — не иллюзия.

— А мне нравится, — женщина повела плечом. — Думай, что это только иллюзия.

— А кошмара уже не будет, — тот спокойно ответил. — Сама знаешь: терять-то нечего. И нет смысла, некуда уходить.

— И всё-то ты знаешь, — она повернулась так, чтоб смотреть на него. Мягко, с теплом, с улыбкой.

Да, конечно же. Это всего лишь слишком осознанный сон. Который… Когда начался? Вот опять слышится вой сирен. Наверное, легавые на подходе. Значит, он у себя дома? Сейчас там, в спальной Маши, совсем один? В реальности — всё именно так?

Он уехал с дочерью, потому что хотел иной жизни?

И ему помогал младший лейтенант, потому что именно они и нашли, забрали младшую дочь с собой? А тот стрёмный мужик в бинтах? Сосед, что ли? Ну, да. Пожар ведь был сильный. Сгорело много тогда. Он сам-то считай сидел на том, что от детской кроватки осталось. Наверное, так. Возможно — так. Одна из версий реальностей — ну, быть может, чуть-чуть искажённая.

А София? Та милая женщина из кафе. Михаил не мог вспомнить никого, кто был бы похож на неё?

Ната прыснула — и он даже не удивился, что та поймала его ход мысли.

— Даже сейчас ты надеешься найти утешение, вот и всё тут, — ещё глоток, отставила пустой бокал. — Готов? — протянула к нему ладонь. Её запястье блестело, чувствовался едкий и резкий запах — и у кисти, по тыльной стороне руки, пальцам тянулись влажные линии, медленно отделялись бесцветные тяжёлые капли.

— Время казни? — он принял рукопожатие.

— Хоть в этом ты мне уступил. Но… — она не отвела взгляд, замялась только. — Можно вопрос?

— Давай, — не отнимая руки. Конечно. Откровения перед прощанием. Это — это святое.

— Твоя тайна тебе дороже, чем я? Не лукавь, — спокойно, с улыбкой.

— А что бы ты сделала, расскажи тебе всё, как есть?

— Посадила бы, — усмехнулась. — Наверное, на очень долго. Что-то не так? Ты ведь не за семью боялся. Семья у тебя закончилась.

Тот поджал губы.

— Да.

Ната наклонилась к нему. Свободной рукой похлопала по щеке.

— Хороший. Всё-таки всё ещё нравишься. И ещё. Тебя не смутило, что, как Роза ушла — мы совсем о ней с тех пор ничего не слышали?