Экипаж

—   Ну что ты равняешь?.. Я тебе каждый день давление мерила, витаминами пичкала. Думаешь, просто так? Вот и сейчас — ты злишься, и лицо побледнело, и дыхание частое... Перестань, миленький.

И она ласково взяла его запястья обеими руками, Андрей Васильевич вырвался, закричал с несправед­ливой злобой:

—  Отстань! Думаешь, я не понимаю: ты же мне пульс щупаешь!.. Ты детский врач, вот и лечи детей! А ко мне не лезь!

Андрей Васильевич — веселый, довольный — сто­ял, приветственно раскинув руки, у входа в главный корпус санатория. А по мраморным ступенькам по­днимались к нему, тоже улыбаясь, Ненароков, Игорь под руку с Тамарой и штурман.

—  Привет, привет, привет! — Тимченко поцеловал Тамару в щеку, а с остальными обнялся, каждого похлопал по спине.

...Они гуляли по аллеям бывшего барского парка, под их ногами поскрипывал молодой снег, снежок лежал на голых плечах статуй.

Наташа (она приехала к отцу еще раньше) катила колясочку — пустую, потому что годовалую Анечку нес на руках Ненароков. Он подбрасывал тепло уку­танного ребенка в воздух и уверенно ловил. Анечка хохотала, а Наташа пугалась:

—  Не надо, Валя! Уроните.

—  Пускай привыкает. Все-таки внучка летчика. Тимченко оглядывался на них с интересом, даже

с некоторой надеждой. На ходу он рассказывал:

—  Да нет, теперь уже ничего. Не то, что сначала... Привыкаю помаленьку... Я вот как рассудил: кричать, бегать, требовать особого отношения — это глупость и эгоизм... Получше меня были летчики — и уходили... Верно?.. Не я первый, не я последний... Кончилась цыганская жизнь, пора осесть на землю...

Друзья слушали, удивленные и обрадованные тем, что к их командиру так быстро вернулись уравнове­шенность и здравый смысл.

— А работать где, в управлении? — спросил штур­ман.

—  Нет. Работать буду в Шереметьеве — к вам поближе...

Они сидели на парковой скамье. Медленно про­ходили мимо отдыхающие.

—  А у меня новости, — говорил Игорь. — Завтра в загс. Иду сдаваться... Но, конечно, пока только за­явление! Еще могу передумать, время будет. — Он взял руку Тамары, поцеловал ладонь.

—  Передумаешь — ее счастье. Мы ей жениха по­чище найдем, — сказал Андрей Васильевич полушу­тя-полусерьезно. И повернулся к Тамаре. — Такие, как он, лет в сорок успокаиваются. Так что учти, тебе еще десять лет мучиться.

—  Помучаюсь, — сказала Тамара весело: как вся­кая женщина, она думала, что знает свое будущее лучше, чем посторонние наблюдатели. Она прижалась лицом к плечу Игоря и не увидела поэтому, как про­бежала мимо хорошенькая медсестра и как Игорь — конечно, непроизвольно — проводил ее прищуренным, словно прицеливающимся глазом.

—  Значит, женимся, — подытожил штурман. И выступил с предложением: — По этому случаю надо бы. Я принес. — Он достал из портфеля бутылку отличного греческого коньяка «Метакса». — А, ко­мандир?

—  Можно, — согласился Тимченко. — Пошли. Я знаю одно место... Там закуска — за уши не оттянешь.

— Да зачем закуска-то? — пожал плечами Игорь.

—  Пошли-пошли. — Тимченко протянул Тамаре ключ. — А ты беги ко мне, принеси емкости.  

...Под предводительством Андрея Васильевича они вышли на снежную полянку. Кругом стояли озябшие березы, а посередине поляны росла невысокая рябина. Листья на ней почернели, съежились, а ягоды были красные-красные и очень большие.

—  Вот, — сказал Тимченко с удовольствием. — Самая охотничья закуска.

Разлили по рюмкам, принесенным Тамарой.

—  Валя! А когда тебя женить-то будем? — серь­езно спросил Тимченко. Ненароков отшутился:

—  Подождем пока... Вот Анечка подрастет, тогда посмотрим... — Он поднял рюмку. — Андрей Василь­евич! За вас, за все хорошее!.. И чтоб у вас все было как хочется.

Выпили, закусили сочными горькими ягодами пря­мо с дерева. Тимченко пить не стал, только пригубил. Но тоже пожевал ягодку. У всех стало тепло на ду­ше — от коньяка, от симпатии друг к другу, от на­рядного деревца, вокруг которого они стояли. Не­сколько тяжелых красных ягод упало на снег.

—  Словно капельки крови, — отметила Тамара. А Андрей Васильевич сказал:

—  Прилетят снегири — склюют.

Тимченко спал у себя в комнате — простор­ной, комфортабельной, как и все остальное в этом санатории. Вдруг зазвонил телефон. Анд­рей Васильевич сел на кровати, взял трубку, спросил густым от сна голосом:

— Анюта, ты?

Энергичный тенорок в трубке сказал тороп­ливо:

— Тимченко! Здоров. Не узнаешь?. Дерябин я. Вспомнил?

—  Дерябин? — обрадовался Тимченко. — Помню, конечно.

—  Слушай, тут срочное дело. Я тебя еле разыскал... Слетать можешь? Надо перебазиро­вать отряд на Волгу.

— Ты что? — упавшим голосом сказал Тим­ченко. — Не знаешь, что ли! Я уже не летаю, списан — Да знаю я, знаю, — торопился в трубке Дерябин. — Я договорился обо всем, получил на тебя разрешение. Надо срочно шесть «Яков» перегнать, а людей у меня нету- Неужели не выручишь?

Андрей Васильевич поглядел на светящийся циферблат часов.

— К четырем тридцати буду у тебя.