Дук Сутомо решил еще кое-что уточнить. Откуда он мог знать, что через час его вызовут на адмиральское совещание, какой-то очередной суд чести над вляпавшимся в тактическую ловушку брашей начальником – недоработка мозгов, обошедшаяся во множество кораблей и не добравшуюся до суши десантную дивизию? Откуда он ведал, что на обратном пути – после коллективного голосования о снижении звания провинившегося на три ступени – застрянет в дороге, поскольку городок, находящийся впереди по маршруту, выдуется грибовидным облаком в нижнюю часть стратосферы?
Атомная война сложная штука и тут нежелательно оставлять что-то на потом.
29. Опознание
Трудно сказать, поверил ли Фейн выкладкам ученого о необитаемости луны Мятой или все-таки в душе опасался, что по округе рыщут пришельцы из размещенного в космосе ада, разыскивая остатки грешников и праведников, на свою беду уберегшихся от атомного жара; теперь они должны быть складированы, помечены бирками и отправлены багажом на природный спутник Геи для загробного судилища. Принимая во внимание чудовищные габариты летающего сооружения, подсвеченного таинственным зеленым солнцем, и до сих пор стоящего перед глазами главного разведчика, вместить туда можно всех живых, причем не только до сей поры прозябающих в долине, но и во всех Горах Овальной Цепи.
Тем не менее, именно Фейну, то ли благодаря отрядной должности, то ли по судьбе, удалось добыть данные для разрешения загадки таинственных массовых убийств.
Он с пятью рядовыми разведчиками направился исследовать еще одно помеченное на карте энерго-поселение. На свое счастье они не успели попасть на улицы «ЭП-1008», иначе неминуемо разделили бы таинство исчезновения группы Порэла. Однако не снимаемый одним их группы звукоулавливающий шлем предупредил их об опасности очень-очень загодя. И хотя, как всегда, было очень холодно, они тут же залегли; им повезло, вокруг имелось достаточно камней для маскировки.
Когда появились танки, Фейн возблагодарил потухшие светила за то, что не успел воспользоваться поисковым локатором. Сейчас он наблюдал за обстановкой с помощью свето-умножительного бинокля. Он переключился на максимальный угол обзора, дабы шевелить оптикой как можно меньше: вполне резонно, что в холодной мрачности убитого морозом мира, фиксировалось всякое резкое движение. На Фейне не были одеты звукоуловители, а суетиться со съемом их с напарника он, понятное дело, не хотел: однако и без того, темнота способствовала обострению слуха. Кстати танки, несмотря на их явную увесистость, доказанную взлетевшими вверх облаками пыли, шумели очень даже не сильно – странное дело, но мало ли до чего могли додуматься головастые умники военных институтов. Фейн в Имперской армии не служил, успешно воевал с ее солдатами некоторое время, но сейчас, невольно, и параллельно страху, испытал гордость за свою вооруженную до зубов родину.
Фейн не ворочал биноклем, потому не мог сходу пересчитать машины, только через некоторое время определил, что их пять. Из-за пыли он не сразу понял, что они остановились. Момент прозрения наступил, когда ударило по глазам. На мгновение он подумал, что уже все: отшумела юность, а зрелость пыхнула пеплом. Тем не менее, он не закричал и не откатился в сторону, не стоило суетностью выдавать остальных. Некоторое время он ничего не видел, только лопались перед глазами разноцветные шары. Но боли совсем не было, значит он ошибся – никто в него не стрелял.
Все объяснилось проще: там впереди, в поле зрения его сфокусированных линз, вырезал и съел кусок темени тяжелый танковый огнемет. Еще до восстановления зрительной функции, командир развед-группы догадался о происходящем по запаху. Молекулярные цепочки, способные воздействовать на рецепторы носа, медленные переносчики информации, но в некоторых обстоятельствах более надежны чем световые кванты.
Огнемет пальнул трижды – глупая трата жалких запасов давно выкаченной из планеты нефти. Кляксами жара высветились из мрака какие-то строения. Пока они догорали, Фейн, уже без всякой оптики, наблюдал и впитывал происходящее. Осталось неизвестно, кого убил огнемет. Может, вообще никого? Просто кто-то практиковался в стрельбе? Проверял исправность системы пуска? Вдруг, просто развлекался? Или решил погреться у живого огня? Последнее предположение подтверждалось тем, что в подвижных крепостях откупорились люки и оттуда выбрались живые, жизнерадостные танкисты. Нет, с расстояния, и в свете быстро затухающих огненных языков, Фейн не мог разглядеть лиц: просто они разминались, прыгали, стукали друг друга по плечам.
«Имперская армии – гордость и слава, – раздумывал, глядя на это пришпиленный холодом к каменистой почве Фейн. – Что вы здесь делаете? С кем воюете? Почему вы не там, на берегу моря? Вы ведь так нужны, для сброса назад захватчиков». Он напрягал слух, очень желая хоть что-нибудь расслышать, уловить их смех. Ничего не выходило, только иногда долетало потрескивание особо противящихся огню бревен.