Экипаж черного корабля

«Рельсовый метатель» под номером «87» имел зону поражения от пятидесяти до двухсот пятидесяти километров. Это обычными, сверхтяжелыми снарядами, весом тридцать девять тонн. Взрывчатка составляла около трети веса, так что это являлось достаточно серьезным оружием. Разумеется, до летающих «цистерн» брашей ему было далеко. Подкалиберными «восемьдесят седьмой» стрелял несколько дальше, однако в связи с тем, что использование небольших количеств взрывчатки считалось в век «свиноматок», тем более против них самих, делом зряшным, то на большие дальности «метатели» стреляли только спец-зарядами, то есть, ядерными боеголовками. Беда «восемьдесят седьмого», впрочем как и всех остальных «рельсовиков», была в том, что в высоких военных инстанциях Империи они справедливо считались каким-то нелепым недоработанным чудачеством, поставленным на вооружением по чьей-то протекции. А поэтому, они хоть и были приспособлены для стрельбы этими самыми специальные зарядами, но в штатном, передвижном снарядном погребе их не имели. Тот выстрел, который недавно совершил «восемьдесят седьмой», сделали по особому распоряжению ИШКО (Имперского Штаба Континентально Обороны), снарядом, который доставили с секретного подземного склада, как не странно, целехонького по сию пору.

Теперь по причине отсутствия спецсредств, «восемьдесят седьмой» не мог «достать» подвижную крепость «Сонный ящер», однако в его зону поражения прекрасно вписывался «Крикливый аист». Понятно, учитывая маскировочные завесы, «колокольчики» и прочие технические чудеса позволяющие «свиноматке» прятаться, «восемьдесят седьмой» не мог начать обстрел с места в карьер. Кроме того, информация о цели поступала к нему не от штатных разведывательных средств (здесь эйрарбакские стратеги разумно подстраховались, не желая показывать свой сюрприз загодя), а от локаторов расположенных в других местах. Поэтому пока, «метатель-87» продолжал неторопливо кататься туда-сюда по своей семикилометровой ветке, а его команда наращивать рельсовое поле.

Кстати, в последнее время темпы строительства снизились. За текущую неделю рельсовые бригады не собрали и километра трассы. Основной причиной, понятно, было изменение климата в связи с рукотворной полярной ночью, подмявшей под себя весь континент, однако вмешались и человеческие факторы. Полторы тысячи человек «экипажа» было изъято по приказу ВКСНО (Верховного Командования Стратегических Наступательных Операций) в другие виды вооруженных сил. Те, кто остался, внезапно поняли, что нахождение их в обслуживающем персонале «метателя» не обеспечивает «брони» от попадания на передовую линию обороны, а потому, что работай, что не работай, а итог будет один – рано или поздно, тебе вручат тяжелый игломет и пошлют подавлять вражеские огневые точки.

Несколько десятков человек дезертировали, использовав вместо шпалы офицера пытающегося направить их на путь истинный. ОКН (Отдел Культуры Науки), который, оказывается, в связи с войной не разогнали, а напротив – укрепили, прислал роту «чёрных орлов». Полицейские, разумеется, не поймали беглецов – была охота лазить в темноте по обледенелым, обугленным лесам – зато, с бравой оперативностью, расстреляли трех рядовых и одного мецо-капрала. Дисциплина сразу повысилась, тем более, всем под роспись довели, что поскольку теперь «восемьдесят седьмой» более не является экспериментальной техникой, то на его обслуживающий персонал автоматически распространяются параграфы императорского военно-полевого суда.

И рельсы «пошли» дальше.

64. Ответ

И снова напряженные, отупевшие от недосыпания лица офицеров «купола». (Именно их стандартная бледность, отливающие фиолетовой прозрачностью, провалы глазниц лучше всего маскируют внутреннее погружение генерала-канонира, глушат сомнения верного друга Меча. Глядя на себя в зеркало, Мурашу-Дид сам пугается, замечая все более проявляющиеся признаки сходства с этими помешанными технарями.) И вновь хриплость микрофонных команд. И непонятное волнение, вибрирующее в уплотнившемся воздухе. И странная смесь веры и неверия в демонстрируемый планшетами и светящимися стеклами мир. И шелест не смолкая трещащих динамиков, и глупое, гонимое прочь желание, уловить в этом шуршании, что-то так понятное, или кажущееся понятным, всем в округе, тончайшую, невидимую струну, потянув за которую можно выдернуть клубок и разжать узлы спутанной многогранности мира.

И внешняя – в разговоре после – понятность волнения. Потому как в сущности, все просто: вытолкнута из ствола и движется по траектории – где-то во внешней реальности глотая километры – десятитонная подкалиберная жуть. В ней – вот она ясность трепетания сердца – пятьсот килотонн. Это приговор покусившемуся на «Ящер» гига-танку.