Эклектика (СИ)

Жалость? Удовлетворение? Анни не понимала, что чувствует. Недоволки раздирали вампиршу, за душой которой тянулся кровавый след длиною в пару тысяч жизней. Бесспорно, в глазах других Ситри Танойтиш заслуживала казни. Вот только… вот только почему в Анни крепла уверенность, что след появился «благодаря» ей самой? Странное заявление совести, ведь впервые Анни встретила Ситри в Палаис-иссе.

«Почему люди становятся злыми? — подумала Анни. — Не рождаются же они такими! В детстве все добрые. Что-то происходит… От них требовали слишком многое или не благодарили. Или не любили! Вот почему». Наверное, Ситри, как Китти Вилариас, не знала, что такое теплые семейные вечера, уют и друзья рядом. Иначе бы не сбежала из империи в королевство — иначе ей бы было что терять.

Жалость оказалась настолько сильна, что из глаз Анни брызнули слезы. Во сне! Слезы! Разве это нормально: ощущать влагу на щеках и щемящую боль в груди во время ночных сновидений? И, главное, из-за кого? Анни сердито отвернулась в сторону запада. Мрачные леса, болота и горы за ними. Если страдать от каждой чужой смерти, пришедшей на днях в этот клочок Мосант, то можно лишиться рассудка.

— Вон.

Когда прямо перед ней появилась фигура Леты Инколоре, Анни отступила на шаг. Бесплотный клинок королевства стоял спиной к ней. Он попросту прошел сквозь Анни — кто из них был бесплотным на самом деле? Судя по тому, что оборотни разбежались от голоса Леты кто куда, ответ был очевиден. Анни де Хёртц стала гостьей в этом воспоминании. Она со страхом изучала резкий силуэт Леты, белые одежды, покрытые инеем, и гадала — реально ли то, что она видит? Если да, то как это может быть? Если нет, то какова причина странного сна? Он отличался от прежних глупых дежавю.

От реальности этого сна хотелось сбежать. Анни закрыла глаза.Она совершенно не горела желанием видеть, что случится дальше. Она… она уже знала, что будет. Просьба о помощи. Отказ. Понимание происходящего. Гордость Ситри испарится вслед за отобранным Королем благословением. Она будет кричать, зовя на помощь, но заклятие бездны прозвучит все равно. Вместо друзей придут боль и смерть. Ситри Танойтиш погибнет от рук «своих» и никогда на вернется на земли Мосант. Ее душа будет уничтожена. И откуда она, Анни, это знала? Ответа не было, но крик подтвердил все предположения.

Она открыла глаза уже в другом месте.

— Не хочу, чтобы все начали так считать.

— Не думал, что тебя продолжает заботить чужое мнение.

— Разве тебе никогда не хотелось достойного отношения к себе?

Мару сидела перед трюмо. На ней было красное платье с глубоким вырезом и тяжелое золотое колье, натершее шею до серых пятен. В зеркале отражалось ее лицо и чьи-то руки на плечах Мару. В отличие от предыдущего сна, здесь Анни не наблюдала немым свидетелем, а была тем человеком, что столь эгоистично отозвался о чужом мнении. Он же держал Мару. «Свои» руки размывались, а женщина в алом платье оставалась четкой. Анни видела каждое крепление на колье.

— Тебе не хотелось признания? Не от случайных людей, нет. От того, кому не побоялся отдать себя, кого считаешь кем-то особенным, — продолжила Мару. — Мы вместе шестьдесят лет — ты до сих пор прячешь меня ото всех, будто стыдясь. Стыдно мне! Не могу понять, кем тебе прихожусь. Надоело делать уступки, но давить считаю омерзительным делом. Ты появляешься раз в неделю, чтобы напомнить о себе, и исчезаешь. Не могу доверять.

Она кинула на человека рядом осуждающий, напряженный взгляд.

— Кто я для тебя? Знаю, что во мне нет огня, но все же?

Картина чуть изменилась. Анни наклонилась к шее Мару и, внутренне дрожа, оставила поцелуй. Это был сон, но без сомнения чужое действие заставило сердце биться чаще. Губы касались холода и шелка. Мару смотрела на размытую тень в зеркале без эмоций… наверное. Может, Анни их просто не видела? Была слишком глупой, чтобы заметить под сдержанностью настоящую жизнь?

— Лучший в мире соратник, — услышала Анни неясно звучащий голос. Мару улыбнулась краешком губ. Колючие кристаллы потеплели, расплавились и вновь стали сияющими озерами, которые помнила Анни.

— Я помню, что писала в том письме. Ты нужен мне, а я — тебе. Помню, кого ты потерял, и ценю память о ней. Просто… — сорвалось у Мару глупое слово, — иногда сердце все же побеждает рассудок. Мне нужно доверие. Хотя бы оно — с неуместными чувствами я справлюсь сама.

«О ком она?» — подумала Анни, и внезапно сон смыло влагой. Она чихнула и открыла глаза. Ночь. На Анни смотрели два малахитовых камушка, а кожу обжигало чужое дыхание. Сначала она испугалась, но потом поняла, что это конь.

— Дурак, — буркнула Анни и вытерла лицо рукавом.

Почему она видела сон глазами мужчины? Этого Анни не могла понять. Не могла понять и того, почему прикосновение к Мару привело в такой трепет. Она ведь… женщина? И к тому же Анни вроде бы поклялась ее ненавидеть? «Ну да, ненавижу. Это не мешает понимать, какая она красивая, — заметила де Хёртц, обращаясь к внутреннему обвинителю. — Это было бы недальновидно, не замечать достоинств врага, на которых тот может сыграть!»