Эклектика (СИ)

— Доброе утро, — пробурчала Римма, садясь за противоположный край стола. Она выглядела так, будто ее настроение было безнадежно испорчено, но стоило Римме увидеть цукаты, как она буквально расцвела. Бетельгейз заранее знал, к чему это приведет. Пальцы с обгрызенными ногтями забрались в вазочку и принялись ворошить разноцветные сладости. Рядом вернувшаяся Энн наливала хозяйке чай. Весь замок поражался: как можно сыпать в чашку четыре ложки сахара и после этого заедать напиток цукатами? Но это была не главная «странность» старшей из дочерей Короля.

— Эй! — раздался возмущенный возглас. — Где розовые?

Бетельгейз опустил чашку на стол и с вымученной иронией (на самом деле иронизировать было не над чем) переспросил:

— Ты про те самые розовые цукаты, которые я покупал в Ке-лейере?

Римма покраснела.

— Опять ты за свое!

— Да, за свое! — Бетельгейз повысил голос. — Чтобы в твою пустую голову, наконец, залетела правильная мысль! Даже если чужие смерти тебя не волнуют! Когда решишь кого-то убить или что-то разрушить в следующий раз, будь добра, задумайся о последствиях хотя бы для себя. Например, об отсутствии цукатов. Энн, принеси лимонный джем, мы совсем о нем забыли. Папа его любит.

Служанка, поклонившись, спешно вышла из зала. Римма, вцепившись руками в край стола, пыталась придумать, что же ей сказать в ответ. Не нашла ничего лучше, как показать, что набралась гадких слов у Ситри и Валентайна.

— Ну и!..

— Риммерия! — предупреждающее воскликнул Бетельгейз, и матерное слово потонуло в звуке имени его произносившей.

— Другие жрать буду! Не розовые! Не из Ке-лейери! Или вообще жрать не буду, посмотрим, что тебе мама с папой скажут! — Римма вскочила на ноги. Ее сонливость испарилась за считанные секунды.

— То есть ты решила устроить голодовку? — уточнил Бетти.

— Да!

— Отлично. Вперед, — он кивнул в сторону дверей. Взбешенно взглянув на брата, Римма уронила стул и выбежала вон, столкнувшись в проеме с отцом. Майриор, такой же всклокоченный, успел подхватить дочь за руки, но она завизжала, вырвалась и побежала дальше. Майриор возопил:

— Что за ерунда тут происходит?!

Обращался он, по всей видимости, к сыну как самому разумному из всей семьи. Пришлось объяснить. Майриор закатил глаза, стоя в дверях. Ке-лейеру и ее жителей он ценил немногим более дочери.

— Новую построим! Было бы из-за чего ругаться! — прозвучало заявление. Захлопнув дверь, Король Синааны прошагал к своему привычному место и опустился на него, «обнимая» глазами блюда на столе. Он в жизни бы не вспомнил, что нужно позавтракать или поужинать, не смог бы без чар ровно нарезать хлеб и, скорее всего, полагал, что еда сама собой появляется на столе. Закатав рукава, Майриор принялся за тосты с лимонным джемом. Улыбка с его лица сходить не желала.

— А потом я удивляюсь, почему Римма не хочет понимать. Ты ведь такой же!

Их лица осветила вспышка грозы, и следом прозвучал гром. Пришедшая непогода была настолько ожидаема, что Бетельгейз даже не моргнул. Энн, в отличие от него, уронила собранные лишние тарелки. Случись это в обычное утро, она выслушала бы тонну насмешек; Майриор был вне себя и едва ли услышал звон битой посуды. В его зрачках блуждали искры. Бетельгейз был готов услышать вторую истерику за день, но вместо этого отец глупо хихикнул и сказал:

— Ой, да брось ты. Ке-лейера это… — Майриор пытался подобрать слово, а Бетельгейз глядел на него со всем мраком, на который был способен. — Ну, деревня! Несерьезно это. Отстроим новую, заселим… Просто не сейчас, понимаешь? Смысл заботиться о такой ерунде? Особенно сейчас. Умный человек, ну, создатель то есть, мыслит глобально. Так вот, Ке-лейера — нихрена не глобально!

Майриор потянулся за фруктами. Больше всего он любил апельсины. Бетельгейз подтолкнул блюдо к нему и непреклонно заметил:

— Глобальность складывается из мелочей. Это ужасно, пап, так относиться к смертным. Неприемлемо.

— Да что ты меня пилишь, точно старый дед? — жуя, обиделся Майриор. — С утра завел свою песню! Пилишь, ноешь, морали учишь… Лучше скажи, где Аль, толку больше.

Бетельгейз откинулся на кресло. Его слова, как и в случае с Риммой, улетали в молоко. Прямых упреков они упрямо не понимали. Следовало действовать по-другому. Задумавшись, Бетти сам не заметил, как начал пить очередную чашку кофе, которая ему была совершенно не нужна.

— Мне кто-нибудь ответит, а?

Энн, не успевавшая намазывать джем на тосты, ответила:

— Она неважно себя чувствует, мой Король. Маленькая леди просила передать, что не спустится сегодня, — Майриор, успев забыть о служанке, с удивлением воззрился на нее, и Энн исправилась: — Простите, что прервала разговор, мой Король. Мой Король?