Эклектика (СИ)

— Пусть, — он не стал спорить. — Никому не показывай прядь. Спрячь подальше, а лучше уничтожь.

— Не в этой комнате, — заметила Мару, убирая находку в стол. — Сила навредит и тебе. Мике́… Знать бы, что Ливэйг видела. Это бы нам помогло. Астрея специально выбрала меня: я стираю воспоминания, не читая их. Уверена, это связано с Королем. Как ты думаешь?

— Влюбилась в него, наверное, — не без зависти предположил Михаэль. Да уж, владыка Синааны — само очарование, трудно устоять. Кронпринц без раздумий мог назвать с десяток жертв любвеобильности Короля.

— Ливэйг? Овдовев, она всем отказывала. Дело в другом…

— Отказывала, — повторил кронпринц. — Повезет кому-то добиться ее спустя столько лет…

— Я помню, как ты относишься к ней, — заметила супруга.

— И как? — хмыкнул тот.

— Как самый обыкновенный бабник, но я уже свыклась.

Михаэль хмыкнул.

— Что? — мгновенно отреагировала Мару. — Это выражение лица мне не нравится. Ты к ней не подойдешь. Подумай о дочери, что с ней станет, если ситуация получит публичную огласку? Твои интрижки с прислугой скрыть легче, чем с кем-то из города. Если не можешь сдерживать свои инстинкты, то удовлетворяй их с теми, кого я не ненавижу.

— Нет, я думаю о другом, — отмахнулся Михаэль. — Хотя твоя идея мне понравилась, спасибо.

— Какая? — перебила Мару. — Я ничего не предлагала.

— Перспективы дня, когда Йонсу вспомнит прошлое, возбуждают. Представь, что начнется. Я в восхищении заранее. Превосходное время, чтобы провернуть какую-нибудь махинацию… Не знаю, может, пустынникам подарить независимость? Они мне так надоели.

На самом деле Михаэль думал о другом. Война и бешенство Йонсу — превосходная ширма, за которой можно исполнить свою давнюю мечту. Мару ее не понимала; эту мечту никто не понимал. Но никто и не жил так, как он.

— Ты ненавидишь хаос. Про какую идею шла речь?

— Мару, милая, больше хаоса я ненавижу только тех, из-за кого всю жизнь ношу титул.

Он знал, что говорить: Мару переключилась на новую тему, забыв об оговорке.

— Не понимаю, почему ты к этому так относишься. Сколько можно сделать, будучи кронпринцем! Это власть, влияние, роскошное положение в обществе. Многие мечтают о такой жизни. Большинство!

— Я не «многие» и не «большинство». Влияние, власть сами по себе меня не волнуют. К тому же, Мару, ты, как многие и большинство, забываешь, что к правам прилагаются обязанности.

— Не настолько они ужасны, Мике́.

Мару Аустен повернулась обратно к зеркалу и, как ни в чем не бывало, продолжила распускать волосы, изредка вытаскивая шпильки. Блондинистые волнистые волосы достигали лопаток и чуть прикрывали их. Осанке Мару могла позавидовать любая королева. Михаэль не в первый раз загордился, что именно эта женщина стоит рядом с ним на всех официальных встречах. Остальные мужчины могли только завидовать — еще один пункт в их копилку причин. Однако как ни вспомнить собственные сказанные в юности слова: «В женщине главное — мозги. Красота ее тебе понадобится только для того, чтобы встало, а разговаривать придется каждый день». В здравомыслии Мару превосходила большинство, Михаэль ценил это больше ее внешности. Не догадываясь, о чем он думает, Мару спокойно рассуждала:

— Ты слишком много работаешь. Можно раздавать приказы и давать поручения заместителям, если забыл. Они не такие идиоты, какими ты их считаешь. Возьми выходной для разнообразия и проведи его с дочерью. Про себя я уже не говорю. Ты, наверное, забыл, что Мару Аустен твоя жена. Но я понимаю: зачем тратить время на приличия, если можно просто зажать служанку в углу?

Наверное, любой мужчина в Мосант обозвал бы Михаэля дураком. Он ни капли не любил эту женщину, считавшуюся первой красавицей Хайленда — после Астреи, разумеется. Он не любил ее как женщину, но считал другом и соратником. Мару облегчала ему муки несколько тысяч лет. Она получала взамен столько власти, что любое проявление недовольства в свой адрес Михаэль бы не стерпел. Мару не позволяла себе лишнего. Он не смог бы представить рядом с собой никакую живую женщину из ныне живущих.

— Что значит пара часов по сравнению с двумя декадами брака? — философски бросил кронпринц в потолок.

— Пара часов, десятки поцелуев, сотня вздохов…

— Я не люблю их, ты знаешь это, — уже серьезно сказал Михаэль.

Мару промолчала. Она, наконец, закончила подготовку ко сну и, поднявшись, выключила лампу, оставив лишь ночник. Спальню охватила полутьма. Полутьма? Тело Михаэля светилось изнутри серебром, тело Мару — багрянцем.

Только сейчас, глядя на ее расслабленное тело, Михаэль понял, насколько устал. Дернув за воротник рубашки, он стянул ее и бросил на стул. В спальне было ужасно душно и жарко. Мару легла рядом. Вторая супруга кронпринца империи не чувствовала ни тепла, ни холода. Рядом с ней он, в свою очередь, ощущал только последнее.

— Обычно ты ночуешь в другой спальне, — счел нужным заметить Михаэль.

Он ощутил прикосновение губ к щеке.

— Ты знаешь, почему я пришла.