Эклектика (СИ)

Она встала и направилась в сторону веселых синих лепестков. Красоты пробуждающегося мира не отпускали Асель; душа пела, как родник у маленького озерца, полного кувшинок. Около озера росло дерево с дивной бархатной корой и острыми резными листьями. Асель никогда не видела таких. Ветер пел, шумело далекое море, и ветви покачивались в такт крыльев птиц, что внезапно пролетели мимо. От порыва на глаза упала прядь волос. Озадаченная, она склонилась над озером и не увидела себя. Она видела…

— Просто сон…

Ведь настоящий мир — она — рушился под натиском других. Нежданная греза развеялась, и Асель понял, что стоит на коленях посреди другого рая — пепельного.

— Просто мечта, — прошептала она. — Его и моя.

— Я тоже мечтал, — сказал Эван. Он стоял совсем рядом, Асель видела его ноги перед собой. — Только по-другому, правильно, как нужно. Я знаю, видел, к чему приводят вечные перемены, и положу душу за то, чтобы увидеть мир, где их не окажется. И если никто не разделяет эту мечту — я докажу всем ее целесообразность. Разрушу тебя, его и подниму легион мертвых, перед каким когда-то стоял сам, чтобы они увидели, к чему стремятся на самом деле. И чтобы ты увидела, насколько ничтожна. Мой друг… его цели отличны от моих, но мы поклялись не пересекаться.

Асель с трудом различила в подступающем мраке Нитсу и Шайлиана, лежащих у погасшей звезды. Их не должно быть в последних картинах уходящего мира — какую роль приготовила им судьба, презиравшая пустые ходы? Шайли — почему он родился? Почему Нитсу вырвалась из Брааса и пережила всех? Где ответ? Он блуждал рядом, очевидный, но Асель упорно не могла его поймать. Эван явно не утруждал себя подобными вопросами. К неуверенности добавилась досада:

— Они тоже видели исполнение желаний. Как слабы созданные Майриором души, если таят от малейшего признака беззаботного детства. Его, в отличие от моего, тоже было беззаботным. Я не могу похвастаться ни любящей семьей, ни друзьями, ни властью… Это все отняли. Дали взамен революцию и бойню. Могу поделиться ощущениями!

Полотно под ними забурлило. Белесая пленка расступилась — Асель увидела скрюченную руку со следами разложения и закрыла глаза. Она не могла смотреть. Эван нашел ее страх — собственную смерть, вестниками которой были тела жителей Мосант. «Не смерть, — поправила себя Асель. — Пустота». Хаотичное чавканье, лязг оружия, грохот над головой едва не заставили ее прижаться к ноге Эвана, точно собачонке. Лишь бы прекратить творящееся безумие. Даже мрак не внушал Асель такой ужас! Она боялась, но все же представляла легион мертвецов перед собой. Пугал не внешний вид или боль, которую они могли причинить, отвращение не было столь ярким, нет… Асель до дрожи боялась символа того, что они представляли. Волнение за брата и Нитсу отступило на второй, даже третий план. Перед лицом гибели все эгоисты. «Это он и хочет доказать, — поняла Асель. — Ублюдок». Она открыла глаза. Надежда обманула — армия трупов вовсе не была очередной выдумкой, и Асель, пряча возродившийся страх, посмотрела Эвану прямо в зрачки. В них плескалось черное серебро, того же цвета, какими недавно были тучи над Новым Аливьен-иссе.

— Ты можешь это прекратить, — заметил он. — Поверь, мне не доставляет никакой радости видеть, как погибают талантливые люди — я замечаю плюсы других и признаю их. Но они не согласятся меняться, потому что зависят от того, что в них вложили тупоголовые Майриор и Эрмисса. Если бы сдалась ты, то…

В сердце Асель вскипел гнев.

— Не получишь, — прошипела она. Эван усмехнулся:

— На суде Майриор сказал то же самое. И что с ним теперь?

Полукровка наклонился к ней, буквально касаясь губами уха, и тихо, так, чтобы не услышала сама бездна, продолжил:

— Он предпочел бы видеть то, что сейчас видишь и чего боишься ты, чем подарок Висмута на прощание. Безразличие и забвение хуже смерти для творца. Пусть поблагодарит матушку за гордость.

Эван встал. Гнев внутри Асель опал тяжелыми каплями и смерзся в единый монолит под ребрами. Полукровка нашел самое больное место — того, кого она любила больше всего, несмотря на его многочисленные ошибки совести.

— Эй! — услышала Асель. — А если я уберу огоньки? Чем будете защищаться, уважаемые? На одной храбрости далеко не уедешь! Давайте я охлажу ваш пыл!

Дрожь пробежала от дикого холода, сковавшего тела, сердце замерло, пораженное льдом. Асель спрятала лицо в ладонях. Будто это могло защитить от адской, инфернальной стужи, которую наслал на руины Мосант Эван! Ее дыхание сбилось, и сама кровь загустела в венах. Внутри поселились крохотные иголочки. Каждый вздох сопровождался болью во всем теле. Глаза закрывались. Их хотелось закрыть.

Это конец.

Для чего дальнейшие страдания? Уйдет она — уйдут все, и не останется ни безразличия, ни легиона мертвых, ни проклятого огня…

Асель готова была сдаться и уйти в бездну, но незваные лучи, прочертившие небо, заставили изменить решение.