Эклектика (СИ)

— Иногда жестокость оправдана, верно? — вопросил Эван, его последнее слово слилось с воем воспрянувшего пламени. Языки огня вырывались из тел и стремительно темнели. То была сила души Белладонны, то был яд, убивший принца Вердэйна и леди Лету, воплощенный хаос Переменчивого мира. Его касание — смертельно, и в смерти черный огонь смотрелся притягательно, волнующе, закрывал своим великолепием всякий иной свет. Эвану было тяжело найти с ним общий язык. Оставив чернильное полотно жечь свободно, он воздел руки к небу — гром заставил всех, даже тени, отшатнуться в страхе. Электрические заряды опутали кисти полукровки беспокойной сетью; Эван целился в Шайлиана, и это было очевидно — он давно понял угрозу клинка с призрачным пламенем и не случайно атаковал только владельца меча. Искры блуждали в залитых черненным серебром зрачках, отражались в стеклах очков. Эван стрелял, даже не скрывая цели, как когда-то Трид убил Лорелею. Заряд неминуемо уничтожил бы жертву, если бы не мимолетное движение Сэрайз.

Крошечная искорка животворящего синего пламени поселилась в мертвом, на которого опирался Эван, и возрожденный схватился за ногу полубога-энлордельера. Эван покачнулся. Заряд сорвался с его пальцев; Эван отбросил мешающее ему тело в основание горы, на которой они стояли; молния, минуя Шайлиана, раскрошила основание Кэрлэйири. Крепостная стена треснула. Башни падали в бездну под затихающий гром. Эван замер, провожая крошево камней и трупов взглядом, он был растерян, совершенно растерян, и только когда по темноте замерцали голубые искры, в его глазах возникло понимание. Он проиграл так глупо, как только мог проиграть самоуверенный человек. Эван успел повернуться к виновнице морока, лунной принцессе, прежде чем огонь обрушился на него — меч вонзился в спину и вспыхнул тем же цветом. Он призывал обрушить его на Майриора, но судьба распорядилась, чтобы от дара древней богини Сезарии распалась душа другого полукровки.

Призрачное пламя жгло нещадно. Оно проникало сквозь кожу и плоть, надежду и ярость, обгладывало кости. Призрачное пламя не давало тепла. Эван умирал в холоде бездны, и когда его колено надломилось, Асель испытала жалость. В конце концов, он всего лишь шел к своей цели. Эван заслуживал уважения, но заслуживал и смерти. Огонь крепчал; искры впитывались в вызванные полубогом тела, и мертвецы звали его к себе, желая вырвать больше жизненной силы.

Кэрлэйири продолжал стоять неприступной крепостью.

Единственным звуком, оставшимся в Мосант, оказался треск пламени. Мертвецы набрасывались на него, хороня Эвана глубоко под собой. Меч остался наверху. Сэрайз подняла его, провела пальцем по лезвию и повернулась к подошедшему Шайлиану. Юноша была бледен. Он принял меч из рук лунной принцессы; никто не произнес ни слова. Нитсу продолжала бездумно смотреть на Кэрлэйири. Гибель Эвана нисколько не потревожила воительницу. Все, что было важно для нее, заключалось в небе.

Шайлиан убрал меч в ножны. Сэрайз отерла с его лба каплю крови. Остался легкий розовый след.

— Он говорил мне про тебя, — услышала Асель ее тихий голос. — А я не верила, что это возможно. Думала, что осталась одна. Мы не одни. Мы остались. Наша династия продолжится в нижнем, эльфийском, мире. Папа был бы счастлив, и мама тоже! Я познакомлю тебя со Спэйси, и мы что-нибудь придумаем…

Нитсу выпрямилась после этих слов и сложила руки на груди. Кэрлэйири, наконец, прекратил подниматься. Он завис в двух-трех километрах над бывшими землями Мосант. Иногда его скрывали беспокойные рваные тучи — предвестники дождя. В глубине туч полыхал огонь, зеленые вспышки. От одной из них, последней, озарился весь пустой мир.

Асель в беспокойстве пошевелила пальцами. Она только сейчас поняла, что стоит по щиколотку в воде. Не успела Асель додумать эту мысль, как провалилась, точно под лед, в бездну.

Нет, это был всего лишь океан.

Тихий, молчаливый, темный. Черная вода ласкала кожу и застилала глаза. Асель не видела ничего. Вскоре шелк отступил от тела, и осталась только темнота. Она заглушала даже звуки.