Эклиптика

– Вы ограничиваете наше пребывание здесь. Умер спонсор – вот и все, время вышло. Неважно, закончил ты или нет, преодолел ли свои трудности. Мы начнем по-другому относиться к работе. С тем же успехом вы могли бы развесить по стенам часы.

Директор слушал меня, то и дело поглядывая на дождь.

– Я предупреждал, что не могу вдаваться в подробности. – Он быстро встал и взял свою чашку. – Пойдем, Наз.

Собака не тронулась с места.

– Здесь быстро разносятся слухи.

– Случай Маккинни из ряда вон. Это все, что я могу вам сказать. – Он стукнул тростью по башмаку. – Назар, ну давай же. Завтрак! (Собака последовала за ним.) В следующий раз, пожалуйста, запишитесь на прием.

* * *

Накануне отъезда очередного постояльца у столовой появлялось объявление. Для пущей сентиментальности директор часто добавлял к тексту стихотворную цитату (в духе: “Чьи помыслы высокие всегда / Сияют, точно путеводная звезда”[19]), хотя этой милости удостаивался не каждый.

ОТЪЕЗД ТЕНГАЛЛОНА

В ЧЕТВЕРГ МЫ ПРОЩАЕМСЯ С ПОЭТОМ ТЕНГАЛЛОНОМ. ОН ЗАВЕРШИЛ СВОИ ТРУДЫ И С НАШИМИ НАИЛУЧШИМИ ПОЖЕЛАНИЯМИ ОТБЫВАЕТ НА МАТЕРИК. ПОСЛЕ УЖИНА В ГОСТИНОЙ ПРОЙДУТ ПОЭТИЧЕСКИЕ ЧТЕНИЯ. ПОЗДРАВЛЯЕМ, ТЕНГАЛЛОН!

– ДИРЕКТОР

Нашу четверку не заботили новоприбывшие, а вот уезжающие – совсем другое дело. Бывало грустно смотреть, как другие покидают прибежище, в то время как твоя работа еще далека от завершения. Мы с особым интересом следили за директорскими объявлениями, потому что они готовили нас ко дню (каким бы далеким он ни был) нашего собственного отъезда. И представляли, как будут выглядеть строки, посвященные нам самим:

<…> ОНА ПОКИДАЕТ НАС, ПОСВЯТИВ ДОЛГИЕ ГОДЫ СОВЕРШЕНСТВОВАНИЮ РАБОТЫ НЕВЕРОЯТНОЙ СИЛЫ И ГЛУБИНЫ. ПРЕОДОЛЕВ РАЗРУШИТЕЛЬНЫЙ КРИЗИС ВЕРЫ, ОНА ДОКАЗАЛА СВОЕ УПОРСТВО И ТРУДОЛЮБИЕ. ЕСЛИ, КАК ПИСАЛ РЕСКИН, “ВСЕ ВЕЛИКИЕ И ПРЕКРАСНЫЕ ПРОИЗВЕДЕНИЯ ИСКУССТВА – РЕЗУЛЬТАТ БЕСТРЕПЕТНОГО СОЗЕРЦАНИЯ ТЬМЫ”, ТОГДА ОНА СОЗЕРЦАЛА ДОСТАТОЧНО. ПОСЛЕ УЖИНА ГОСТИ ПРИГЛАШАЮТСЯ НА САЛЮТ.

– ДИРЕКТОР

Мы все время держали эти выдуманные объявления в голове, каждый день подкручивали формулировки, читали их друг другу, чтобы вновь поверить в свои силы. Подобно жетонам, это были жесты в будущее. Они побуждали нас трудиться, исследовать, не опускать руки, когда не видно конца и края. Каждый день мы работали на износ, чтобы к отъезду наши фантазии воплотились в реальность. Поэтому то, что я увидела тем утром на доске объявлений, показалось мне сродни саботажу.

ОТЪЕЗД МАККИННИ

С ПРЕВЕЛИКОЙ РАДОСТЬЮ ДОКЛАДЫВАЮ ОБ ОТЪЕЗДЕ ДОРОГОГО ДРУГА ПОРТМАНТЛА – ДРАМАТУРГА МАККИННИ. ЗАВЕРШИВ РАБОТУ НАД СВОЕЙ ПОСЛЕДНЕЙ ПЬЕСОЙ “ВСЕ И СРАЗУ”, ОНА ОТПЛЫВАЕТ НА МАТЕРИК. МАККИННИ РЕШИЛА НЕ УСТРАИВАТЬ ЧИТКУ, НО Я НАДЕЮСЬ УВИДЕТЬ ВСЕХ ГОСТЕЙ ЗА УЖИНОМ, ЧТОБЫ МЫ ВМЕСТЕ ПОЖЕЛАЛИ ЕЙ СЧАСТЛИВОГО ПУТИ. “КОЛЬ СКОРО СКРЫТНОСТЬ ТАК ВАЖНА, МНЕ НЕЧЕГО ТУТ ВОЗРАЗИТЬ – С СУДЬБОЙ НЕ ПРЕРЕКАЮСЬ Я…”[20] МОИ ПОЗДРАВЛЕНИЯ, МАККИННИ!

– ДИРЕКТОР

У доски объявлений оживленно беседовали краткосрочники. Я протиснулась между ними. Объявление я прочитала четыре раза и сперва пришла в замешательство, а потом мне стало тошно. Я представила директора в кабинете, как он заправляет бумагу в пишущую машинку, сгибает пальцы, выдалбливая каждую лживую букву. Ни слова о спонсоре Мак, ни намека на необычные обстоятельства.

– Это случайно не Мэтью Арнольд? – послышался голос Глака у меня за спиной.

– Что?

– Цитата. По-моему, она из Мэтью Арнольда.

– Прекрасно. Это все меняет. Прошу прощения… – Я потеснила его и направилась прочь.

– Вы окажетесь в странном положении, – бросил он мне вслед. – Единственная женщина. Конечно, есть еще Гюльджан, но она не в счет. И Назар. – Он попытался схватить меня за руку – во всяком случае, так мне показалось, – я резко развернулась и гневно уставилась на него, но он лишь достал носовой платок из рукава. – В чем дело? – спросил он, вытирая нос.

– Гюльджан здесь уже много лет. Следите за языком.

– Да, конечно. Я никого не хотел обидеть.

– Тогда советую поменьше болтать.

Он промокнул лоб и попятился.