Эклиптика

В тусклом свете я нашла то, что искала. В нижнем ящике бюро, под стопкой картонных папок, лежала коробка ярко-желтой бумаги. Я заправила в пишущую машинку один лист. Подражать официальному тону директора было нетрудно, а вот машинистка из меня оказалась никудышная. Я печатала так медленно, что, когда Мак вышла из ванной, бумага все еще была намотана на валик.

– Что пишешь? – спросила она, вытирая волосы полотенцем.

– Объявление. – Я нажала на последнюю клавишу, вынула листок и протянула его Мак. – Предоставь все мне. Репетиция после обеда.

В ДОПОЛНЕНИЕ К ПРЕДЫДУЩЕМУ

ПО ИТОГАМ ДАЛЬНЕЙШИХ ОБСУЖДЕНИЙ РАД СООБЩИТЬ, ЧТО ЧИТКА НОВОЙ ПЬЕСЫ МАККИННИ СОСТОИТСЯ СЕГОДНЯ ВЕЧЕРОМ ПОСЛЕ УЖИНА. ПРОСИМ ВАС СОБРАТЬСЯ В ГОСТИНОЙ И НЕ ШУМЕТЬ. ЗРИТЕЛЯМ ПОДАДУТ СВЕЖИЙ САЛЕП.

– ДИРЕКТОР

7

У Куикмена был свой, особый, способ чистить гранат. Острым ножом он отсекал верхушку и делал восемь надрезов на кожуре, затем, раскрыв гранат над тарелкой, извлекал зернышки винного цвета, одно за другим, пока в руках не оставался обмякший каркас. На все про все у него уходило меньше времени, чем у любого из нас на то, чтобы почистить апельсин. Летом, когда начинался сезон гранатов, я каждое утро наблюдала, как он оттачивает технику, подглядывая заодно и за механизмами его мышления. К разговорам он подходил точно так же: слушая собеседника, ловко отделял зернышки от бесполезных прожилок.

Новости об отъезде Маккинни он воспринял спокойно, я принесла объявление в столовую, и он прочел его, облокотившись на стол. На завтрак пришли почти все постояльцы, за окном, точно фонограф, потрескивал дождь. Кью не стал подвергать сомнению факты, просто поблагодарил меня за то, что я показала ему сообщение. А затем добавил:

– Она об этом помалкивала. Я и не подозревал, что она так близка к цели.

Я сказала, что знаю об отъезде уже несколько дней, но Кью, похоже, не поверил.

– Цитата какая-то странная, – сказал он. – Обычно директор выбирает что поприторней. – Он отдал мне листок. – Понятно, почему Мак на нас огрызалась. И подлизывалась к этому испанцу. Ха. Теперь все встало на свои места. – Он поскреб щеки ногтями. – Что ж, нет смысла упиваться жалостью к себе. Я ей горжусь. Она это заслужила.

– Портмантл без Мак… – сказала я. – Как-то это неправильно.

– Давай думать о хорошем.

– Я пытаюсь. Не так-то это легко.

– А Тиф уже знает?

– Он еще не выходил из домика.

– Надо его разбудить. Ему бы не захотелось услышать новости от посторонних. Сейчас доем и пойдем.

Вспомнив о странном видении в комнате Мак, я решила тоже что-нибудь перехватить. Я села за стол и, пока Кью расправлялся с яичницей, выпила два стакана молока. Предложение устроить читку он воспринял с энтузиазмом, даже не пришлось подкупать его сигаретами.

– Считайте, я в деле, – сказал он, – если не потребуется вставать со стула. Актерская игра – это выше моих сил, но почитать вслух я уж как-нибудь смогу.

– Я думала, придется тебя пинками загонять на репетицию.

– Я бы Мак почку отдал, ты же знаешь. А еще мне не терпится узнать, над чем она работала. А Тифу мы роль дадим?

– По-моему, ей нужен кто-то потише.

– А жаль. Он бы загорелся.

– В этом-то и беда.

– Ой, ну дайте ему хоть попробовать! У человека есть рвение. Что в этом плохого? Речь ведь о проводах Мак. Он обязательно захочет участвовать.

– Ну ладно.

– Вот и хорошо. Допивай – и пойдем.

Прихватив директорский зонтик, мы вышли во двор. Роста мы были примерно одного, и лаймово-зеленая материя равномерно укрывала нас от дождя, но лужи оказались по щиколотку, и у нас промокли не только ботинки, но и низ штанов.

Мастерская Петтифера стояла ярдах в пятидесяти-шестидесяти от моей, за южным фасадом особняка, где находились домики покрупнее для архитекторов и граверов. Кроме Петтифера и Крозье, в них сейчас никто не жил, и к домику Тифа надо было спускаться по скользкому склону. Дважды выпирающие корни лип хватали нас за ноги. Кусты, сквозь которые мы продирались, исцарапали нам ладони. До бетонной дорожки, что вела к мастерской, мы добрались в прескверном расположении духа.

Куикмен замолотил в дверь, и она отворилась под его напором.

– Эй, ты, мешок с картошкой, мы заходим! – крикнул Кью. – Мы промокли до нитки!

Он тут же прошел внутрь, схлопнул зонт и швырнул его на пол. Затем по-хозяйски заглянул в шкаф и достал для меня полотенце. Я стащила ботинки, выжала носки и подвернула брюки. Куикмен последовал моему примеру, затем подложил угля в печку, которую, судя по всему, затопили незадолго до нашего прихода. Комната выглядела по-домашнему: в каждом углу зажженные лампы, стены увешаны эскизами и чертежами, повсюду столько нестираного тряпья, что я почувствовала себя как в коконе.