Эклиптика

Поэтому я ничего не сказала, когда она села у моей постели и принялась ворчать о том, какой наглец Уилфред Сёрл и что ноги его больше не будет в “Роксборо”: “Мне плевать, кто его дядя, пора уже научить его, как должен вести себя настоящий мужчина”. Вечером она принесла с собой несколько выпусков журнала “Лайф” и, вслух зачитывая подписи из фоторепортажей, отпускала снисходительные ремарки о людях на снимках. Она не упоминала о кровавых сгустках, выплеснувшихся из меня всего пару часов назад, о живом существе, которое я потеряла и к которому не знала, как относиться. Разумеется, ее вины тут не было. Затронь она эту тему, я все равно не стала бы слушать. Я еще не понимала, в чем мое горе – в том, что я эвакуировала из себя чужую жизнь, или в том, что сама вынуждена жить дальше. Чтобы Дулси поскорее ушла, я делала вид, что меня клонит в сон. Я не в силах была отвечать ни на какие вопросы и подолгу глазела в пустоту.

– Нет, правда, ты не волнуйся, – говорила она. – Знаю, мы все это твердим, и тебе, наверное, уже надоело, что с тобой так сюсюкаются, но правда, ты это переживешь. Все вернется на круги своя. Элспет, дорогуша, ты меня слушаешь? Пожалуйста. Не могу видеть тебя такой.

Эвакуировала. Именно так выразился врач. Чудовищный термин, напрочь лишенный сострадания, и все же он очень точно описывал, как я себя чувствовала долгое время после: так, будто я – это угроза, от которой надо сбежать. Неужели правда можно оплакивать то, чего никогда не желал? С одной стороны, я втайне мечтала избавиться от бремени Уилфреда Сёрла и раз или два прикидывала, способна ли я броситься с лестницы, чтобы все произошло. Разумеется, эти порывы заглушал другой голос, вещавший жалкие ценности, что ребенка надо вы`носить, полюбить и вырастить достойным членом общества назло отцу. Но факт остается фактом: я осознанно выбрала жар кальдария – это была не случайность и не оплошность, – наверное, поэтому я и впала в такой ступор, что не могла оторвать голову от подушки. У меня уже не получалось винить в своих бедах Уилфреда Сёрла. Я пошла на это осознанно, и не было мне прощения.

Видимо, Дулси рассказала Аманде Йеил, что я в лазарете, а может, новость дошла до Виктора другим путем. Так или иначе, вскоре после завтрака в последний день плавания он заглянул в мой зашторенный закуток с портфелем в руках.

– У меня для вас подарок, – объявил он, кладя на прикроватный столик незапечатанный конверт. Я сразу увидела, что в нем. – Необязательно открывать прямо сейчас, – добавил он, но я открыла.

Внутри лежала самодельная открытка с надписью “Поправляйтесь!” синим карандашом. На грязноватом рисунке был изображен Калл-Экс, пролетающий над небоскребами Нью-Йорка. На обратной стороне взрослой рукой было написано: “Ваш супердруг Джонатан”.

– Спасибо. Очень мило с вашей стороны.

– Это не моя инициатива. Честно говоря, я боялся, что открытка вас расстроит. Я долго думал, приносить ее или нет.

– Я рада, что принесли.

– Наш мальчик очень настаивал. Мэнди повела его в бассейн, чтобы чем-нибудь занять. Он умолял взять его с собой, но я решил хотя бы от этого вас избавить.

При мысли о том, чтобы снова поговорить с мальчиком о комиксах, я впервые за много дней ощутила подобие радости.

– Да нет, привели бы, я совсем не против.

– Он будет счастлив, что открытка вам понравилась. Сто лет над ней корпел. Можно?.. – Виктор указал на стул возле кровати и, не дожидаясь ответа, уселся и положил на колени портфель. – Надеюсь, вы не возражаете, что я вот так вот к вам пришел. Я слышал, вы приуныли, и просто… Просто хотел вас поддержать. Это нормально, что у вас сейчас подавленное состояние.

– Спасибо за участие, – сказала я и отвернулась – что угодно, лишь бы не видеть этот сочувственный взгляд. Я его не заслужила.

– Послушайте, – осторожно начал Виктор, – если я переступаю черту, так и скажите, но меня все утро беспокоила одна деталь.

Я молча повернула голову в его сторону.

– Вы пили болотную мяту, – сказал он. – От укачивания.

– Да.

– Хм-м… – Он забарабанил пальцами по портфелю. – А много?

– Господи, Виктор, я не знаю. Какая разница? – Я надеялась, что слегка обиженный тон мне удался.

– Просто есть мнение, что в больших дозах она обладает определенными побочными эффектами. – От его пальцев по кожаному портфелю шла рябь. – Мяту вам порекомендовала Дулси, но вот знала ли она об этом?

– Я уверена, что нет.

– Нет, разумеется, нет. Я не имел в виду… Неважно. – Он окинул взглядом комнату: – Неплохо у них тут все оборудовано.

– Это лазарет. Они всюду одинаковые.

– О, отнюдь. Видели бы вы, в каких палатах я проходил обучение.

Мы были совершенно одни. Виктор был единственным, кого я видела за последние двенадцать часов, не считая Дулси, врача и медсестры, и, думаю, он об этом догадывался.

– Виктор, если вы не против, я хотела бы отдохнуть.

Но он не собирался отвлекаться и никуда не спешил.