Важно отметить, что Аристотель понимал экономическую
Следовательно, обмен представлялся Аристотелю экономически обоснованным явлением, имевшим глубокие корни в хозяйственной жизни, и выражавшим её нужды. Осуждение хрематистики не означало осуждения обмена, Аристотель признавал закономерность разделения труда и обмена. Правда, он отказывался выводить обмен из природы самой вещи.
Характеризуя различия между потребительной и меновой стоимостью товара, Маркс попутно цитировал Аристотеля, который писал, что «двояко употребление каждого блага. – Первое присуще вещи как таковой, второе – нет; так, сандалия может служить для обувания ноги и для обмена. То и другое суть потребительные стоимости сандалии», ибо даже тот, кто обменивает сандалию на пищу, всё-таки «пользуется сандалией как сандалией. Но это не есть естественный способ её употребления. Ибо она существует не для обмена» («Политика» Аристотеля, стр. 23) 15)
.Но это не значит, что Аристотель считал сам обмен противоестественной формой экономической деятельности. Обмен представлялся ему вполне естественным удовлетворением человеческих нужд, отвечающим насущным потребностям хозяйства и полезным для общества. Он лишь настаивал на том, что естественным назначением вещи является непосредственное удовлетворение человеческих потребностей, а не обмен её на другую вещь. Аристотель правильно считал, что обмен товаров нельзя вывести из их физических свойств или, согласно позднейшей терминологии, потребительной стоимости, так как из природы вещи вытекает лишь использование последней для удовлетворения обычных и непосредственных потребностей человека. Аристотель полагал и правильно, что обмен порождается общественными условиями, экономическими потребностями общества, а не природой самих вещей или их физическими свойствами.
Конечно, раскрыть подлинные основы обмена, заключающиеся в сочетании общественного разделения труда с частной собственностью, Аристотель не смог. Но ценно всё же то, что он признавал экономическую необходимость обмена и его обоснованность.
Впрочем, это не мешало ему указывать на условный характер использования вещи как предмета обмена и противопоставлять подобное использование такому её применению, которое естественно вытекало из физических и др. свойств той же самой вещи.
Аристотель считал, что «в двух смыслах говорим мы о стоимости вещей и об искусстве использования этой стоимости. Именно один вид использования принадлежащей человеку вещи, например, сандалии или гиматия – использование её как таковой; другой же условный, правда, однако, не в такой степени, чтобы пользоваться сандалией в качестве тяжести, но такой, как, например, продажа или прокат; ибо и в этом случае мы используем сандалию» («Евдемова этика», III, 4).
Однако условность применения товара в обмене, о которой говорил Аристотель, не лишала сам обмен экономического обоснования. Последнее считалось Аристотелем самоочевидным, на существование такого обоснования прямо указывалось. Об условности же использования вещи для обмена он видимо говорил в том смысле, что потребление остаётся формальным, не приводит ещё к исчезновению вещи, реальное потребление которой станет возможным лишь после её перехода к покупателю, завершения торговой сделки. В столь же фигуральной форме Аристотель фактически противопоставлял потребительную и меновую стоимость товара, хотя такое противопоставление не было сознательным. У Аристотеля имелись лишь проблески идеи относительно противоположности этого рода.
Признавая экономическую необходимость обмена, Аристотель пытался выяснить его