В этих рассуждениях Аристотеля о справедливости распределения и обмена имеется много наивного. Он доказывал, что общественное богатство должно распределяться в соответствии с достоинством каждого гражданина греческого полиса, сообразно социальному статусу участников распределения и их значимости для государства, вклада в государственную казну. Тем самым Аристотель лишь выражал претензии рабовладельческой аристократии на социальные привилегии и преимущественные права на общественное богатство. Фразеология о справедливости лишь маскировала эти классовые претензии и прикрывала их философским туманом. В рассуждениях Аристотеля о геометрической пропорции распределения общественного богатства, в соответствии с рангом каждого человека и социальной значимостью последнего, были очень сильны иерархические тенденции. Аристотель санкционировал существование социальной иерархии рабовладельческого режима и объявлял справедливым распределение богатства сообразно с классовой структурой рабовладельческого общества. Выходило, что господа должны получать львиную долю материального богатства в силу своего социального достоинства, если даже последнему не соответствует активность участия господ в экономической жизни и если даже они вообще ведут чисто паразитический образ жизни. Наоборот, рабы с точки зрения этой концепции, могут сколько угодно надрываться, выполняя с утра до ночи тяжёлый труд, их доля в общественном богатстве должна оставаться мизерной. Эта доля определяется социальным статусом рабов, а он крайне низок. Тем самым Аристотель увековечивал рабство, прокламировал незыблемость социальных перегородок, разделяющих рабовладельческое общество на классы. Он опять выступал идеологом рабовладельцев, провозглашал справедливым их господство.
Развивая свои идеи о справедливости распределения общественного богатства в соответствии с социальным достоинством каждого, Аристотель фактически предвосхищал иерархические идеи Фома Аквинского, который тоже полагал, что в итоге распределения каждый участник должен получить долю, сообразную с его сословным положением. Такое поразительное совпадение объяснялось тем, что рабовладельческое и феодальное общество отличались аристократизмом (хотя и в разной степени). В том и другом господствовала аристократия, правда различная по своей социальной природе. Её господство в обеих случаях и порождало сходные теории распределения, в основу которых идеологи господствующего класса клали иерархический принцип. В этом заключалась одна из причин необычайной популярности Аристотеля в средние века. Он давал идейное оружие в руки феодальной аристократии средневековья, его иерархические мотивы оказались понятными и приемлемыми для канонистов, были подхвачены последними.
Позиция Аристотеля в теории обмена оказалась несравненно более сильной, чем в теории распределения. Аристотель и в обмене искал справедливость, т. е. анализировал его с этической точки зрения должного, с позиций ошибочной методологии, которая крайне запутывала вопрос, перенося его в туманные сферы этики и весьма неопределённых рассуждений. Но всё-таки Аристотель освобождал свой анализ от иерархической точки зрения и справедливость обмена искал уже в рамках арифметической пропорции. При этом выдвигались две гениальные идеи, которым суждено было играть чрезвычайно важную роль в истории политической экономии. Аристотель доказывал, что обмениваемые товары должны быть равными в каком-то отношении и обмен должен возмещать ущерб, который наносится продавцу потерей проданной вещи. Прямо заявлялось, что без равенства товаров в известном отношении был бы невозможен регулярный обмен, а без возмещения ущерба от участия в обмене оказалось бы невозможным существование самого общества.
К сожалению, Аристотель не пошёл дальше этих общих положений и оставил без ответа вопрос о том, что не лежит в основе равенства товаров и как измеряется ущерб продавца, подлежащий возмещению. Ему осталась чуждой идея субстанции стоимости, и причину равенства товаров, их соизмеримости он начал искать в чисто внешнем явлении (в функционировании денег как мерила стоимости). Что же касается характера того ущерба, который подлежит возмещению на основе эквивалентного обмена, то этот вопрос Аристотель оставил тоже невыясненным.