Подобная аргументация традиционно применялась для обоснования необходимости усложнения увольнения работников. В некоторых странах, например в Индии, трудовое право делает практически невозможным увольнение кого-либо из крупных фирм. В других странах, как во Франции, законы делают увольнение трудным и неопределенным. Работник может подать апелляцию и, возможно, будет восстановлен с выплатой заработной платы. Проблема подобных издержек увольнения заключается в том, что делает трудной жизнь менеджера, который столкнулся с неэффективным работником или острой необходимостью сократить штат для выживания. В результате сложность увольнения в первую очередь будет препятствовать найму новых работников, что усугубит безработицу[480]
.Альтернативой усложнения увольнения и запрету на применение роботов в некоторых отраслях может быть налог на роботов, достаточно большой, чтобы предотвратить их использование, если прирост производительности не будет достаточно высоким. Такой налог является сейчас предметом серьезного обсуждения, в частности он был рекомендован Биллом Гейтсом[481]
. В 2017 году возможность введения «налога на роботов» была рассмотрена Европейским парламентом, который отклонил ее, сославшись на то, что такой налог может воспрепятствовать инвестициям[482]. Однако Южная Корея примерно в то же время объявила о введении первого в мире налога на роботов. Корейский план предполагает сокращение налоговых субсидий для предприятий, инвестирующих в автоматизацию, и сочетает его с налогом на аутсорсинг, чтобы налог на роботов не приводил к аутсорсингу[483].Проблема в том, что, хотя легко запретить самоуправляемые автомобили (независимо от того, хорошая это идея или нет), большинство роботов не похожи на R2-D2 из «Звездных войн». Они, как правило, встроены в машины, в которых все еще есть люди-операторы, только их меньше. Это означает, что регулятору будет трудно решить, где заканчивается машина и начинается робот. Введение налога на роботов, скорее всего, заставит компании искать новые способы его обойти, что еще больше исказит экономику.
По некоторым из этих причин мы подозреваем, что невозможно предупредить тот серьезный ущерб, который нынешнее стремление заменить человеческие действия роботами нанесет и без того истощающемуся запасу привлекательных рабочих мест для низкоквалифицированных рабочих, сначала в богатых странах, но очень скоро и по всему миру. В большей или меньшей степени, этот ущерб присоединится к уже нанесенному рабочему классу в большинстве развитых стран мира китайским шоком и другими событиями, которые были описаны в предыдущих главах. В результате безработица может вырасти вместе с числом плохо оплачиваемых и нестабильных рабочих мест.
Эта перспектива глубоко беспокоит элиты, которые ощущают свою ответственность, а также угрозу, исходящую из такого положения дел. Вот почему идея всеобщего базового дохода стала так популярна в Кремниевой долине. Однако большинство склонно думать, что вызванное роботами отчаяние станет проблемой в будущем, после того, как технологии усовершенствуются еще больше. Но проблема высокого и растущего неравенства уже стоит перед нами во многих странах, и нигде так остро, как в Соединенных Штатах. Последние 30 лет американской истории должны убедить нас в том, что развитие неравенства является не побочным продуктом технологических изменений, которые мы не контролируем, а результатом политических решений.
К 1980-м годам Соединенные Штаты и Великобритания стали ощущать не только то, что темпы их экономического роста сократились ниже привычного уровня, но и опасения, что континентальная Европа и Япония их догоняют. Рост стал делом национальной гордости. Важно было не просто расти, а выиграть «гонку» с другими богатыми странами. После десятилетий быстрого роста национальная гордость определялась размером ВВП и его постоянным расширением.