В том же ряду антимонопольных мероприятий стояло уже упоминавшееся упразднение табачного «торга» и тюленьего промысла, принадлежавших П. И. Шувалову, рыбного промысла вблизи Астрахани коломенского купца Сидора Попова. Все они осуществлялись в форме откупов на монопольной основе, исключавшей конкуренцию. Причем Попов в указе публично признавался виновником многократного повышения цен на рыбий клей (при казенном содержании «рыбных ловель» клей стоил от 4 до 13 руб. 35 коп. за пуд, а после их передачи в единоличное «содержание» Попову в 1760 г. уже от 16 до 40 руб.) и нарушителем условий контракта, вследствие чего последний признавался утратившим силу. Для предотвращения подобных случаев в будущем магистрат Астрахани, в ведение которого передавались промыслы, обязывался впредь не отдавать их в «одни руки».
В отдельном пункте указа законодатель счел необходимым специально оговорить повсеместный характер введения запрета на монопольное владение рыбными откупами, передававшимися по примеру астраханских промыслов в распоряжение магистратов и ратуш.
В отличие от указа Петра III от 28 марта 1762 г., в котором публично особое значение придавалось ликвидации всех торговых компаний-монополий, получивших в свой адрес немало резких осуждающих выражений (прежде всего Персидская компания), июльский указ Екатерины II и на этот раз предпочел обойтись без громких заявлений по этому поводу. Здесь снова проявилось очевидное нежелание подтверждать правомочность указа от 28 марта или как-то ссылаться на него. Разработчикам июльского указа для выхода из довольно щекотливой ситуации не нашлось иного средства, как попросту проигнорировать мартовский указ и уже от имени новой монархини отменить запрещение на участие в торговле с восточными странами лицам, не состоявшим в компаниях. Также получили молчаливое одобрение и утверждение уже прописанные в предыдущем указе практические меры по организации самой торговли.
Вопрос о таможенном откупе
Самое любопытное в истории с двумя указами, близкими по духу и содержанию, но различными по форме, – полное отсутствие в екатерининском законодательном акте упоминаний о прошении Никиты Шемякина и Саввы Яковлева продлить откуп на все таможенные сборы в стране. Собственно, формальным поводом для ответа на данную просьбу и стало появление указа Петра III от 28 марта. Екатерина же заняла выжидательную позицию, еще не определившись в своем отношении к таможенным откупам. Известно, однако, о данном ею распоряжении Сенату тщательно рассмотреть вопрос «…о таможенных сборах, на откупу ль им быть или по-прежнему в казенное содержание взять…»[144]
. Оно последовало именно 31 июля 1762 г., что, разумеется, не случайно. Весьма вероятно, на первых порах такая практика отдачи на откуп всех таможенных поступлений могла импонировать императрице ввиду простоты таковой. Казна освобождалась от обременительной и хлопотной необходимости содержать всю таможенную систему. Да и на проблему широко распространенного контрабандного провоза товаров через российские пограничные таможни можно было закрыть глаза хотя бы до лучших времен.Однако ни Екатерина II, ни представители ее администрации не могли не знать о весьма нервной реакции, вызванной указом Сената от 28 января 1760 г., согласно которому обер-инспектор Темерниковской компании Н. Т. Шемякин наделялся монопольным правом на беспошлинную внутреннюю и внешнюю торговлю шелком[145]
. Реакция незамедлительно последовала прежде всего со стороны владельцев шелкоткацких мануфактур и торговцев, осуществлявших ранее самостоятельные закупки шелка-сырца в Персии. Несмотря на то что сенатский указ на словах пытался учесть интересы рядовых предпринимателей, дозволяя им беспошлинно закупать шелк исключительно для нужд собственных предприятий, но не «дерзая» направлять его на продажу, такого рода компромисс не устроил мануфактуристов. Они не располагали возможностями для ведения самостоятельной торговли с Персией, тогда как цены на шелк внутри России не замедлили резко возрасти из-за установленных по условиям контракта с компанией Шемякина высоких ввозных таможенных пошлин (23 % от цены). Таковы оказались последствия введения монополий Персидской компании и компании Шемякина (первая, например, с момента своего основания 15 июня 1758 г. не отправила в Москву, крупнейший центр шелкоткацкой промышленности России, ни одного пуда шелка; ее примеру последовал и Шемякин). В 1759 г. цена на шелк в Москве перевалила отметку в 100 руб. за пуд, тогда как в предыдущие годы не поднималась выше 70–80 руб. на лучший персидский шелк так называемого гилянского сорта и 65 руб. шемахинского. Поэтому владельцы шелкоткацких мануфактур совместно с армянскими купцами Астрахани в октябре 1760 г. подали жалобу в Сенат с просьбой ликвидировать монополию Шемякина[146].