Экономические истоки диктатуры и демократии (Экономическая теория). 2015

Тем не менее большинство моделей теории игр, разработанных до сих пор политологами, существует в упрощенной форме, порождает немного проверяемых предсказаний (или вообще никаких) и не в состоянии пролить свет на действующие причинно-следственные механизмы. Под упрощенной формой мы имеем в виду, что выигрыши различных игроков (например, от демократии или диктатуры) представлены в виде чисел или, возможно, переменных вроде х или у. То есть, если я получаю выигрыш 2 от демократии и 3 от диктатуры, я предпочитаю диктатуру; или, напротив, если х — это мой выигрыш от демократии, а у — от диктатуры, и х > у, то я предпочитаю демократию. Такие модели не объясняют, почему какой-либо конкретный индивид или группа предпочитает тот режим, который предпочитает; они также не позволяют выводить проверяемые предсказания об обстоятельствах, при которых возникают различные последствия. Что еще более проблематично, они, следуя О’Доннелу и Шмиттеру, определяют предпочтения индивидов через предпочитаемые ими действия. Так, агент определяется как сторонник жесткой линии потому, что он предпочитает диктатуру. Та же проблема возникает при использовании этих идей Хантингтоном [Huntington, 1991]. Как и О’Доннел и Шмиттер, он не объясняет, почему определенные взаимодействия происходили в одних странах, но не в других, и почему продемократические акторы были сильны в одних странах, но слабы в других. Более того, опять-таки остается фундаментально не-объясненным, почему кто-либо является сторонником или противником того или иного типа политического режима. В идеале предпочтения индивида относительно следствий режима должны выводиться из более фундаментальных предпочтений относительно доходов или иных вещей, наряду с влиянием тех или иных режимов на эти предпочтения.

Возможно, из-за этой опоры на упрощенные модели данная литература, использующая теорию игр, приняла ту же дихотомию между структурными и политическими подходами в объяснении транзитов между режимами, сторонниками которой впервые стали Линц и Степан в 1970-е годы. Например, Дж. Колоумер [Colomer, 2000], в главе «Структурный подход к политическому изменению против стратегического» утверждает, что

в литературе по режимным изменениям и переходам к демократии можно различить два основных подхода. Один из них подчеркивает структурные, социально-экономические или культурные предпосылки демократии... Другой подход рассматривает политические режимы как результат стратегических процессов изменения. Главная роль здесь придается выбору и взаимодействиям акторов [Ibid., р. 133].

То, что такая дихотомия существует, по-видимому, широко принято в политологии. Д. Шин утверждает:

...Установление жизнеспособной демократии в стране более не рассматривается как продукт высокого уровня модернизации, проявляющегося в богатстве, структуре класса буржуазии, толерантных культурных ценностях и экономической независимости от внешних акторов. Вместо этого, оно рассматривается в большей мере как продукт стратегических взаимодействий и соглашений среди политических элит, сознательного выбора из различных типов демократических конституций, электоральных и партийных систем [Shin, 1994, р. 138-139].

Та концептуальная структура, которую мы разрабатываем, лежит в русле теории игр, при этом и индивиды, и группы ведут себя стратегически, основываясь на индивидуальных мотивациях и стимулах. Но индивиды в ней действуют в рамках социальных и экономических систем, которые и ограничивают их действия, и обусловливают стимулы. Фактически здесь нет дихотомии между структурными и стратегическими подходами — они суть одно.

Таким образом, наш подход заключается в том, чтобы строить намного более обогащенные политэкономические модели, из которых можно вывести эмпирические предсказания о возникновении демократии. В наших моделях предпочтения индивидов заданные, но люди отличаются по доходам, богатству, форме владения богатством или по их возможностям выбора и альтернативам. Из этих основ мы выводим индивидуальные предпочтения по поводу тех или иных типов режимов. Так, если член элиты является сторонником жесткой линии, то поэтому мы можем показать, это «жестколинейное» поведение оптимально для него, учитывая его предпочтения, богатство и возможности. Мы не определяем предпочтения людей по их поведению.