В нашем понимании, общим положением о демократизации было бы эмпирическое утверждение, выведенное из некоей теоретической модели с микрооснованиями, о том, какие силы способствуют демократизации. В нашей теории на это влияет множество факт'оров. Можно перечислить некоторые из них: межгрупповое неравенство, политические институты, структура экономики, характер и размах глобализации. Наша теория позволяет делать сравнительные статические предсказания следующего типа: при прочих равных условиях, уменьшение неравенства делает более вероятным демократизацию общества с высоким уровнем неравенства. В том или ином обществе с высоким неравенством, таком как Южная Африка в 1980-е годы, демократизация может быть вызвана падением неравенства. Тем не менее это не означает, что падение неравенства — необходимое или достаточное условие для демократизации. В другом недемократическом обществе с высоким уровнем неравенства мы, возможно, увидим, как неравенство падает, но демократизация не происходит, потому что меняются также и другие факторы (например, степень глобализации), что уменьшает вероятность демократизации.
Несмотря на то что наш подход не легко вписывается в основное направление политологических исследований в области транзитологии, внимательное прочтение этой литературы подтверждает, что конфликты по поводу распределения, на которых мы сосредоточиваем внимание, всеми авторами считаются ключевыми для понимания демократизации и переворотов. Например, хотя О’Доннел и Шмиттер [O’Donnell et al„ 1986] подчеркивали, что транзиты совпадают с расколами внутри авторитарных режимов, они признавали что авторитарные режимы либерализуются только тогда, когда они вынуждены это сделать. В своем заключении, они отмечали, что
...можно предложить несколько обобщений... Во-первых, все доныне известные переходы к политической демократии соблюдали одно фундаментальное ограничение... права собственности буржуазии неприкосновенны [Ibid., р. 68-69].
Этот вывод не удивителен, учитывая, что «большинство авторитарных режимов в нашей выборке стран намеренно благоприятствовали интересам буржуазии» [Ibid., р. 52]. В других местах в своей работе они также делают утверждения очень созвучные нашему подходу. Например, они утверждают, что в процессе демократизации, «практически всегда присутствует угроза насилия и даже частые протесты, забастовки и демонстрации» [Ibid., р. 11], что является одним из строительных блоков нашего подхода. Интересно, что анализ краха демократии Линца также согласуется с этой базовой идеей [Linz, 1978, р. 14-15, 20].
Наш подход, однако, основывается на различных темах этой литературы. Сердцевину нашей теории составляют балансы факторов, подобные рассмотренным Далем [Dahl, 1971], хотя мы помещаем баланс между репрессиями и демократизацией в более насыщенный контекст, где политические институты играют реальную роль в связи с их влиянием на способность акторов связывать себя обязательствами. Работа Мура [Moore, 1966] также явно вдохновляла наше исследование, как в плане названия книги, так и нашей таксономии «путей демократизации», обрисованных в главе I. Мы сосредоточиваемся только на подгруппе вопросов, которые он изучал, поскольку не занимаемся широкомасштабными исследованиями революций и совершенно игнорируем проблему возникновения фашизма. Также в центре нашего внимания экономические аспекты (в отличие от социологических у Мура), и наш акцент на методологический индивидуализм означает, что мы приводим больше детальных микрооснований, чем он. Очевидным примером этого является связь между силой среднего класса и демократией. Мы выявляем различные конкретные механизмы, с помощью которых эта сила может влиять на затраты и выгоды демократии для различных агентов и, таким образом, на вероятность того, что она будет создана.