Экранный образ времени оттепели (60–80-е годы)

Если же проводить аналогии с музыкальной композицией, то перед нами, скорее всего, рок-ансамбль. На экране развёрнута мощная ударная оркестровка сегодняшней абсурдной, не поддающейся логике и здравому смыслу ситуации.

Важнейшая роль отдана содержанию реплик. Текстовой уровень сцены среди музейных экспонатов зверинца жёстко очерчивает абсурдность происходящего.

Внешнее действие практически отсутствует, речь идёт об агрессивности внутреннего пространства каждого из участников собрания, доведённого до отчаяния жизненной ситуацией, в которой каждый из них оказался. Оно, это внутреннее пространство, по-своему укрупняется, выходит на первый план.

Смысловое авторское послание буквально прорывается за пределы видимого действия: одна из участниц дискуссии диктует сослуживцу текст справки, утверждающей, что провела ночь на собрании кооператива, настаивает, чтобы её заверили двумя подписями… И в конце этого короткого диалога выясняется, что документ предназначен мужу.

Освоение жанровой формы диспута в сатирическом ключе позволило автору практически напрямую высказаться о тревожных симптомах наступающего времени.

Аналогичные попытки разведения персонажей по разные стороны в решении общей проблемы предпринимались, правда, и прежде. Однако тогда, ещё на ранних этапах советского кино, в спорах, на которых держался социально ангажированный сюжет, участвовали противоборствующие персонажи (труженик и лодырь, новатор и консерватор, патриот и космополит, большевик и ревизионист). Э. Рязанов свёл воедино людей, так сказать, одной крови. Отчаявшиеся сослуживцы, теряя достоинство, бросаются в бой, чтобы отспорить право на так необходимые каждому обыденные удобства.

Сюжет, снятый оператором как документальный репортаж, режиссёр превратил в галерею портретов интеллигента на пороге 80-х.

И стоит внимательно присмотреться к тому, чей именно коллективный портрет явлен зрителю. Так ли уж трудно узнать в этих сорокалетних, спорящих за свой кусок благополучия интеллигентах тех самых мальчиков шестидесятых?..

«Москва слезам не верит» В. Меньшова, напротив, репортажные съёмки-наблюдение за жизнью города и его обитателями использует для придания правдоподобия традиционно скомпонованному сюжету: это фильм-сказка. Утешительная история о том, что собственная судьба в руках каждого из нас, стоит только не торопиться, терпеливо ждать…

И как раз именно сказочность, сквозящая буквально сквозь все скрепы сюжета из современной жизни, обнаруживает лукавую усмешку автора по поводу незатейливой экранной истории.

Житейские заботы подружек, вместе начинавших в московском общежитии, согласно жанровой форме, разложены на три судьбы-примера («три девицы под окном» – один из постоянных канонов). Каждая из девушек – представительница какого-то из вариантов выбора поведения человека в реальных обстоятельствах. Они и заслуживают в результате той судьбы, какую сами определили и создали. В этом авторский замысел, реализованный художественной моделью фильма «Москва слезам не верит».

В любовных историях героинь, подробное жизнеописание которых зритель видит на экране, в их судьбах можно распознать по ходу действия некую вневременную основательность, характерную для всех и всегда, так велит жанр сказки. И массовое восприятие, в чём особенная заслуга режиссёра, органично принимает подобные условия затейливой и красивой игры, веками живущей по своим устойчивым законам.

Уютная Москва тех, изначальных для сюжета, лет. Нарядная сталинская высотка на площади Восстания (потом – Новинский бульвар, сегодня Кудринская площадь) говорит об этом.

А для вечно живой модели обновлённой приметами времени сказки не всё ли равно? Пейзажные зарисовки не играют особой выразительной роли в развёртывании событий, не являются способом авторского комментария… На экране привычная суета московских улиц, мало чем напоминающая лирические прогулки шестидесятников («Я шагаю по Москве», например). Теперь, у В. Меньшова, здесь просто происходит действие.

…Беспечная стайка девчонок. Переборы гитары. Песня С. и Т. Никитиных…

Однако режиссёр как-то незаметно отходит от лёгким штрихом намеченных характеристик места действия к анализу индивидуальных жизненных ориентиров, которые героини выбирают для себя. И теперь экран буквально заполоняет волна сказовых нравоучений, состоящая из якобы случайностей, перед которыми оказывается каждая из них.

Так обнаруживается ещё один канонический признак фольклорного жанра – назидательность рассказанной истории.

В жизни одной из подружек появляется знаменитый спортсмен. Спиваясь, он ломает судьбу самой, казалось бы, предприимчивой, безрассудно-торопливой из них (акт. И. Муравьёва)…

Чуть снимает напряжение тихое семейное счастье незатейливого толка, устроенный быт второй девушки. Дом, дети, надёжное хозяйство…

Вносит равновесие во всю эту конструкцию случайное знакомство главной героини (акт. В. Алентова) с телеоператором, короткий роман, родившаяся дочь…

Словом, каждая по-своему решает собственные проблемы.