Экспедиція въ Западную Европу Сатириконцевъ: Южакина, Сандерса, Мифасова и Крысакова

— Ради Бога, намъ ничего не нужно! Мы все сами сдлаемъ.

— Позвольте, я разверну вамъ простыню.

— Ничего, ничего не надо. Мы сами все сдлаемъ — вернитесь къ своимъ повседневнымъ дламъ.

— Такъ я васъ тутъ около купальни подожду…

— Не надо! До вечера намъ ничего не понадобится.

Онъ ушелъ съ глубокимъ сожалніемъ. «Вернулся къ своимъ повседневнымъ дламъ», — по выраженію Мифасова.

Этот человкъ за все время нашего пребыванія въ Неапол сдлался нашей тнью…

Но, очевидно, кром насъ — у него никакихъ повседневныхъ длъ не было. Вообще, этотъ человкъ произвелъ, въ конц концовъ, на насъ такое впечатлніе, что до нашего прізда у него никакихъ длъ не было, что все его существованіе на этой планет приспособлено исключительно къ нашему появленію въ Неапол и что посл нашего отъзда онъ, исполнивъ свое земное предназначеніе, вернется къ небытію.

Когда мы вышли, онъ ждалъ насъ у входа, задремавъ на закатномъ солнышк.

Мы хотли потихоньку пройти мимо, но онъ очнулся, вскочилъ, разсыпался въ извиненіяхъ и завертелся, какъ мельница:

— Господа искупались и идутъ въ гостинницу? Я провожу ихъ въ гостинницу.

— Не надо! Намъ тутъ два шага. Мы знаемъ, гд гостинница.

Онъ замоталъ головой и, отстраняя попавшагося намъ навстрчу прохожаго, понесся на всхъ парахъ.

— Я васъ провожу! Пустите, прохожій, этихъ господъ. Они идутъ къ себ въ гостинницу, не преграждайте имъ пути. Они въ гостинниц, вроятно, освжившись купаньемъ, будутъ пить чай или вино, не такъ ли?

— Прованское масло! — отвчалъ Сандерсъ. — Пустите насъ или я задушу васъ, какъ котенка.

— Ха-ха-ха! Господинъ очень веселый, онъ шутитъ. Итальянцы тоже веселые. Эвивва, руссо! Швейцаръ! Вотъ эти господа пришли въ вашу гостинницу, они тутъ остановились. Это хорошіе господа, и ты, швейцаръ, относись къ нимъ внимательно. Не нужно ли вамъ разложить ваши чемоданы, ваши вещи? Что? Къ черту? О, господинъ большой весельчакъ. Имю честь кланяться. До вечера!

Стоя внизу, въ пролет лстниц онъ долго посылалъ намъ привтственные знаки и махалъ грязнымъ платкомъ.

Черезъ часъ я вышелъ на улицу съ цлью побриться. Первое лицо, которое я увидлъ около гостиницы — былъ Габріэль, нашъ знакомецъ.

— Что вы тутъ длаете? — изумленно спросилъ я.

— Ожидаю. Можетъ быть, синьорамъ что нибудь понадобится.

— Ничего не надо. Какъ дойти до парикмахерской: налво или направо?

— О, я, конечно, провожу васъ! Пойдемте, я знаю, гд парикмахерская.

О, хорошо было бы, если бы Габріэль не зналъ, гд парикмахерская.

— Не надо провожать меня. Я просто возьму извозчика.

— Извозчика? Сейчасъ!

Онъ исчезъ и черезъ полминуты ко мн подкатилъ экипажъ. Я взглянулъ на извозчика…

Это былъ Габріэль.

— Какъ?! Разв вы и извозчикъ?!

— Я все, господинъ. Все, что вамъ понадобится.

— Какъ?! Разв вы и извозчикъ?!

— Я хочу акробата, — пошутилъ я.

Габріэль камнемъ скатился на мостовую, положилъ бичъ и, хлопнувъ въ ладони, сталъ на голову. Еле уговорилъ я его уссться на козла.

Въ тотъ же день мы съ Сандерсомъ отправились въ знаменитый неаполитанскій акваріумъ.

Человкъ, продававшій билеты, попросилъ на чай, человкъ отбиравшій билеты попросилъ на чай-же и сторожъ при рыбахъ попросилъ тоже на чай за то, что онъ палочкой пошевелилъ какого то гада.

Акваріумъ, дйствительно, былъ чудесный. Громадные омары и краббы медленно шевелились за стекломъ, беззвучно перебирая чудовищными клещами… Отвратительные осьминоги такого вида, который только и можетъ пригрезиться въ ночныхъ кошмарахъ, смотрли на насъ страшнымъ неподвижнымъ взглядомъ, присосавшись къ стеклу и медленно втягивая и вытягивая тошнотворныя лапы, покрытыя, какъ маленькими блыми блюдцами, присосками.

Какія-то толстыя рыбы съ презрительно отвисшей нижней губой, точно сытые бюрократы, еле шевелили плавниками въ тупой дремот… Стаи юркихъ рыбокъ стрлой неслись по вод, моментально, какъ по команд, поворачивались и также стройно неслись въ другую сторону. Одна суетливая рыба чрезвычайно напомнила намъ провинціальную сплетницу: она безтолково шныряла отъ одной группы къ другой, подсматривала, что длаютъ омары, и, взмахнувъ возмущенно плавниками, неслась сейчасъ же къ угрямъ, разсказывала о виднномъ и, махнувъ хвостомъ, летла уже къ сонному краббу, донося на поведеніе угрей. Всюду она вынюхивала, шпіонила и подслушивала. И еще потому была она похожа на человческую сплетницу, что имла ротъ узенькій, собранный въ ниточку, глазки востренькіе, а на голов нчто врод природнаго капора.

Въ то время, какъ я за ней наблюдалъ, Сандерсъ задумчиво стоялъ около другого стекляннаго ящика, изрдка вертя головой во вс стороны.

— Вотъ чудаки! — сказалъ онъ. — Насыпали песку и поставили пустой ящикъ.

Сторожъ, услышавъ это, по выраженію лицъ замтилъ наше недоумніе хлопнувъ Сандерса ободряюще по плечу, исчезъ.

Черезъ минуту онъ явился съ длинной палкой. Сунулъ ее въ пустую вазу и — вдругъ песокъ зашевелился, разорвался на десятокъ кусковъ, и каждый кусокъ песку оказался плоской рыбой, до смшного точно сотворенной мудрой природой подъ цвтъ и видъ настоящаго песка.