Экспериментальный фильм

Так Гефест расколол череп Зевса, и оттуда вышла Афина в блестящих доспехах, сверкающая, как второе солнце.

Сделать невозможное возможным. Единственный оставшийся выход.

Даже тогда я понимала, что не могу выпалить то, что пришло мне в голову, в присутствии Саймона. Надо было подготовить почву, а главное, удалить его из комнаты.

Удивительно, как в подобные критические моменты замедляется время. Или, может, это мы ускоряемся и все нейроны работают одновременно.

– Сафи, пленка у вас с собой? – спросила я. – Где она, в машине?

Глаза Сафи слегка расширились, словно она никак ее ожидала подобного вопроса.

– Да, да, конечно, пленка в машине. Целая катушка Супер 16, которую дала мне Сорайя. У меня в машине вообще целый склад – каждый день говорю себе, что надо выбросить все ненужное, но руки не доходят. – Сафи слегка пожала плечами. – Как выяснилось, у меня имеется даже катушка пленки, покрытой нитратом серебра.

– Что, правда? – вскинул бровь Саймон.

– Мне нравится старая техника, сама не знаю почему, – вновь пожала плечами Сафи.

– Вы бы не могли принести пленку и камеру? Я имею в виду, цифровую. – Сафи нахмурилась, и я добавила, стараясь придать своему голосу непринужденность: – Саймон, может, ты поможешь Сафи?

Саймон открыл было рот, но ничего не сказал. Он оказался в классическом положении «хорошего парня», который догадывается, что его хотят одурачить, но, не имея доказательств, вынужден делать то, о чем его просят. Я кивнула Сафи. Она послушно встала и направилась к дверям, коснувшись по пути руки Саймона.

– Идем.

Саймон неохотно последовал за ней, напоследок метнув в меня укоряющий взгляд. Когда дверь за ними закрылась, я повернулась к Сидло.

– Вы думали, ей не следовало открывать дверь? – спросила я приглушенным голосом. – Считаете, что, пытаясь приблизиться к Ней, миссис Уиткомб совершила ошибку? – Он кивнул, сохраняя полное спокойствие. – Тот фильм, который вы сняли… Что, если мы снимем еще один вариант? Прямо сейчас, здесь, основываясь на ваших воспоминаниях о воспоминаниях миссис Уиткомб? Вы ведь сможете это сделать? Уверена, этот фильм будет так же хорош, как и тот, что вы сделали для миссис… для Айрис.

Прежде чем ответить, Сидло долго молчал. Выражение его лица было не то чтобы удивленным, скорее, несколько растерянным – словно он давным-давно знал, о чем я его попрошу, но не решил, что ответит.

– Да, – наконец проронил он. – Думаю, у меня получится.

– Вы предпочитаете Супер 16 или пленку, покрытую нитратом серебра?

– Думаю, старая подойдет лучше. – Он вновь повернул голову и с поразительной для слепого точностью взглянул прямо мне в лицо.

– Но чего вы хотите этим добиться, мисс Кернс? Почему вы надеетесь, что на этот раз все будет иначе?

– Я надеюсь… – у меня перехватило дыхание, вздох резанул мне горло, как бритва. – Я хочу открыть дверь, ведущую туда. В иной мир. Но мы не пойдем к Госпоже Полудня. Через эту дверь Она сама придет к нам.

Сидло устремил взгляд в пустоту. Молчание длилось так долго, что я начала опасаться – Сафи и Саймон вернутся прежде, чем мы успеем договориться. Наконец старик испустил долгий протяжный вздох.

– Боюсь, вы даже не представляете, – прошептал он, – к каким последствиям это может привести.

Догадки у меня, конечно, были, но я хотела услышать это от него.

– Тогда расскажите.

– Неужели вы думаете, что Она оставила меня в покое? – произнес старик, содрогнувшись всем телом. – Ее взгляд всегда устремлен на меня, даже сейчас. Я ощущаю его всегда. – Он повернулся к окну; в ярком солнечном свете его кожа казалась прозрачной. Усталость, наполнявшая его до краев, была так сильна, что не оставляла места для страха. – Даже в полночь я ощущаю жар полуденного солнца. В течение десятилетий я сплю по ночам всего два-три часа. С каждым восходом солнца Она прикасается ко мне, кладет руку мне на плечо, и эта рука настолько горяча и тяжела, что я едва могу дышать и двигаться. Каждый день я тщетно ожидаю смерти, но Она не позволяет мне умереть. Подобно Тифону из стихотворения Теннисона, я обречен вечно стареть и вечно страдать. «Истлеет лес, истлеет лес и ляжет, туман придет и выплачется в почву, и лебедь, житель долгих лет, умрет, – он глубоко вздохнул и почти шепотом закончил: – Лишь я – жестокого бессмертья пленник» [15].

Тем лучше, беззвучно воскликнула та часть моего существа, которую я особенно ненавидела. Идеально.

Через мгновение эта часть обрела голос и выпалила: