– Не уверена, что смогу вам хоть чем-то помочь, – тихо сказала я, положив коробку с пленкой на колени Сидло. Он лишь улыбнулся в ответ. – Я имею в виду, мы попытаемся запечатлеть на пленке воспоминания миссис Уиткомб, верно? В отличие от меня, вы хорошо ее знали.
– Верно. Но у вас с ней общий опыт, которого лишен я. Вы обе видели Госпожу Полудня.
– Да, я видела… что-то. – Покачала головой я. – Не могу утверждать с уверенностью, что это была Она.
– Можете не сомневаться. Она оставила на вас свой знак, я это сразу почувствовал. Такой же знак Она оставила на Айрис. Именно этот знак позволит мне, следуя за вашим опытом, вернуться к опыту Айрис.
Я прикусила губу и спросила едва слышно:
– И тогда… дверь откроется? Вы сможете это сделать, совершив путь от моих воспоминаний к воспоминаниям миссис Уиткомб?
– Если хочешь разжечь огонь, нужно запастись топливом. Согласны?
Я молча кивнула, не вполне понимая, что он имеет в виду.
– Кстати, пленки на этой катушке совсем немного, – предупредила Сафи, указывая на железную коробку, лежавшую на коленях Сидло. – Минут на десять, не больше. Так что, если возникнет какая-то накладка, мне придется сгонять в студию и привезти еще.
Саймон метнул в нее удивленный взгляд:
– Сколько же у вас этого барахла?
– Не так уж много… – начала Сафи и тут же осеклась, потому что Сидло вскинул руку.
– Десяти минут более чем достаточно, мисс Хьюсен, – заверил он.
– Отлично, – кивнула Сафи. – Какие-нибудь еще распоряжения, прежде чем мы начнем?
– Надо выключить свет, – сказал Сидло. – Повсюду.
– Вы уверены? – подал голос Саймон, стоявший теперь за спиной Сидло. – Насколько мне известно, съемка в темноте делает изображение трудно различимым.
– На этот счет вряд ли стоит волноваться, мистер Барлингейм, – возразил Сидло. – Ничего видимого в буквальном смысле на пленку записано не будет. В данном случае камера – это я. Изображение проходит через меня и попадает на пленку, которую я держу в руках. Но насколько я понял, вы считаете, что все это – полная ерунда, и какая тогда разница, оставим мы свет включенным или выключенным?
– Хороший вопрос, – усмехнулся Саймон, но я бросила на него классический умоляющий взгляд, говоривший «дорогой, просто прими все как есть, и не надо спорить». Вняв моей безмолвной просьбе¸ он воздержался от дальнейших саркастических комментариев. Я села так, чтобы Сидло мог взять меня за руку, Сафи выключила свет в гостиной. Саймон обошел квартиру, проверяя, не горит ли свет в спальне, ванной или комнате Кларка. Квартира постепенно погрузилась в сумрак, лишь холодный свет позднего осеннего утра просачивался сквозь щелочки в жалюзи.
– Темнота почти полная, – сообщила я ста-рику.
– Превосходно. – Он закрыл глаза и опустил голову. Его дыхание замедлилось, приобрело спокойный ритм. – Мисс Кернс, не отпускайте мою руку. Мисс Хьюсен, прошу, продолжайте запись. Если увидите что-то необычное, сразу скажите мне.
– Конечно. А в каком смысле… необычное?
– Если увидите, сразу поймете. – Сидло повернулся к Саймону. – Мистер Барлингейм, будьте любезны, проследите, чтобы нас не побеспокоили до завершения процесса.
– Но что я должен…
– Просто встаньте у двери, и все. Будьте начеку. Не позволяйте никому входить сюда после того, как мы начнем. Иначе результаты могут быть катастрофическими.
Саймон вопросительно взглянул на меня, словно ожидая – я подам какой-то знак, что старик шутит. Когда никакого знака не последовало, он покорно кивнул:
– Понял.
Направляясь к входным дверям, он прошел мимо меня.
– Вы даже не взглянули в его сторону, – после рассказывала Сафи. Вы вообще ничего не видели… Все ваше внимание было поглощено стариком. Вы буквально пожирали его глазами, словно надеялись разглядеть, что происходит у него внутри. А ваш муж, он держался храбро, но если присмотреться, видно было, что ему не по себе. Чем-то он напоминал потерявшегося малыша, который вдруг понял, что мамы и папы рядом нет. Саймон уже не был похож на себя. Вы понимаете, о чем я?
О да, конечно, понимаю. Но я этого не видела. Не знаю, что я видела тогда. Не могу вспомнить, даже во сне. В отличие…
– Я начинаю, – произнес Сидло.
Вы наверняка думаете, что слепота – это тьма. Иногда так и есть. Чаще всего так и есть. Но не всегда.
Когда я очнулась в больнице Святого Михаила с призрачным голосом миссис Уиткомб в ушах, ее невесомой ладонью в руках, мир вокруг меня был горячим и ярким, невероятно ярким. Можно сказать, он воплощал идею яркости без всяких дополнительных эффектов. Иными словами, мир заливала краснота, в которой отсутствовали другие оттенки. Впоследствии я обнаружила: интенсивность этого свечения то усиливалась, то ослабевала, причем без всякой связи с временем суток. Порой в полночь перед глазами у меня стоял немигающий свет, беспощадный, как свет единственной лампочки в тюремной камере, а в полдень мир за пределами моей головы становился тусклым и сумрачным.