Он обвел комнату дрожащей рукой. Я опустилась на единственный стул, стоявший рядом с тумбочкой, Сафи пристроилась на краешке кровати. Саймон, явно чувствуя себя неловко, остался стоять у дверей, скрестив руки на груди.
– Мистер Сидло, мы обратились к вам, так как… – сбивчиво начала я. – Дело в том, что я и мои близкие… мы оказались в критической ситуации. Наверное, мне стоит сразу перейти к сути дела. Нам нужна помощь, и я верю, вы сумеете нам помочь. Откровенно говоря, вы – наша единственная надежда. И если вы не сможете…
Здесь мне пришлось замолчать, так как Сидло, протянув руку, коснулся моей ладони – так легко и уверенно, словно видел, где она. Его слегка дрожащие, легкие, как перышко, пальцы были прохладными и сухими. Прикосновение их, как это ни странно, подействовало на меня успокаивающе.
– Они коснулись вас, верно? – спросил он. – Айрис, и не только. Та, другая, тоже. Она. Сама.
Последние два слова Сидло произнес с нажимом, как будто с большой буквы. Я заметила, как Сафи судорожно сглотнула. Саймон сжимал челюсти, словно сдерживаясь из последних сил. Я открыла рот, чтобы ответить, и вдруг обнаружила, что не могу говорить, так как в горле стоит ком. Несмотря на это, я ощутила нечто вроде облегчения. Этот человек знал то, что знаю я. Он понимал, что происходит. Я не сошла с ума.
– Мистер Сидло… – произнес Саймон. Сидя с опущенной головой, я не видела его лица, но чувствовала в его голосе беспокойство, вероятно, вызванное моей реакцией. – Когда вы говорите «Она», кого вы имеете в виду?
– Думаю, вы сами прекрасно это знаете, мистер Барлингейм, – ответил Сидло, повернув голову в сторону Саймона так точно, что тот вздрогнул. – Вы пытаетесь превратить все в шутку, так как сами не ощутили прикосновения. В противном случае вы не стали бы спрашивать. Скажите, вы готовы стать Артуром для вашей собственной Айрис? Или, когда дела примут совсем скверный оборот, вы ее покинете? Учитывая, как мало вам открыто, на вашу верность не стоит слишком полагаться.
Саймон вспыхнул, челюсти его сжались еще крепче.
– Никогда, – ни секунды не сомневаясь, произнес он.
– Я знаю, – сказала я, подняв голову и встретив его взгляд. Губы Саймона тронуло жалкое подобие улыбки. Краешком глаза я заметила, что Сафи, намеренно отвернувшись, устремила взгляд в пространство, а Сидло удовлетворенно кивнул.
– Хорошо, – изрек он. – В конце концов, есть еще ребенок, о котором нужно подумать.
– Откуда вы…
– Потому что вы пришли сюда, ко мне. Вас привело отчаяние. Если бы речь шла только о вас самих, отчаяние не было бы таким сильным. Значит, есть кто-то еще, кого вы оба любите больше, чем самих себя.
– Да, у нас есть сын, – пробормотала я. – Он… особенный ребенок. Такой, как Хайатт Уиткомб.
– Он тоже видел Ее?
Я прочистила горло и посмотрела ему в глаза:
– Думаю, да. Видел.
– Но он не понял, что видел, – быстро вставила Сафи. – И никогда не поймет. Он не знает, как с ней нужно говорить. Не знает, что она от него хочет. Если она вообще чего-нибудь хочет.
– О, Она хочет всегда… Но чего именно? Этот вопрос задала мне миссис Уиткомб при первой встрече. Некоторые… сущности… просто хотят, чтобы их увидели. Об этом мы много говорили с Кэтрин-Мэри, когда только познакомились. Но Она, Госпожа, являвшаяся миссис Уиткомб… В благодарность за свое внимание она хочет большего, гораздо большего. За дары, полученные от нее, приходится платить дорогой ценой, вне зависимости от того, желанны эти дары или нет. – Сидло засмеялся дребезжащим надтреснутым смехом, напоминавшим хруст яичной скорлупы. – Говорят, все музы жестоки. Но по части жестокости Она не знает себе равных. По крайней мере так утверждала миссис Уиткомб, и у нее имелись для этого веские основания.
– Хайатт был той дорогой ценой, которую пришлось заплатить миссис Уиткомб? – спросила я.
– Она была в этом уверена, да. Это была… одна из причин. Самая понятная.
– Госпожа Полудня коснулась его еще в материнской утробе. Там, в поле. Сделала своим избранником.
– По словам Айрис, она долго не хотела этого признавать, – кивнул Сидло. – Но потом Хайатт исчез, и она поняла, что больше нет смысла себя обманывать. Чем утешаться напрасными надеждами, лучше действовать в соответствии со своими худшими опасениями.
Полностью согласна, пронеслось у меня в голове. За этой мыслью последовала другая: Саймон никогда с этим не согласится. Он просто не сможет.
– Так все-таки чего хочет этот чертов призрак? – требовательно спросил Саймон, скрестив руки на груди. Сидло лишь пожал плечами.
– Поклонения, – проронил он. – Это все, что ей удалось понять, пока не настал конец.
– Так я и знала, – пробормотала Сафи.