– Когда Гизеллу обнаружили, она была слепа, – сообщил перед камерой Тирни. – Выяснилось, что это так называемая истерическая слепота. Через несколько месяцев, которые она провела у мисс Данлопп, зрение восстановилось, и девочка сразу начала рисовать. Люди считали это настоящим чудом – неграмотная фермерская дочка, чьи представления о культуре исчерпывались Библией, вдруг стала создавать прекрасные картины. Конечно, после пережитого она не оправилась полностью – у нее случались обмороки, временами она впадала в подобие транса и рисовала дни и ночи напролет как одержимая. Иногда для того, чтобы заставить ее отдохнуть, приходилось силой отнимать кисти, привязывать ее ремнями к кровати и пичкать снотворным. Но мисс Данлопп утверждала, что все эти странности – дар от Бога и с этим нужно смириться. Со временем, когда Гизелла – ее уже звали Айрис – выросла, она стала несколько спокойнее. Всем, кто проявлял любопытство на этот счет, мисс Данлопп отвечала, что ее воспитанница, к счастью, ничего не помнит о пережитом кошмаре. – Помолчав, Тирни добавил: – Полагаю, это было ложью, Но, разумеется, у мисс Данлопп были самые хорошие намерения.
– Откуда вы знаете, что мисс Данлопп лгала? – раздался голос Сафи за кадром. В ответ Тирни пожал плечами. – Потому что у нас есть показания самой девочки – Гизеллы, Айрис Данлопп, впоследствии миссис Уиткомб. Показания, которые она дала вскоре после того, как ее нашли.
«Мой отец сказал, больше нет смысла ни сеять, ни жать, потому что скоро придет Господь и наступит конец света. Он вывел нас в поле, и мы оставались там две недели, или четырнадцать дней. Мы ждали, когда Иисус и его ангелы придут за нами и унесут нас в рай на своих крыльях. Мы ждали трубного гласа и разрушения печатей.
Некоторые мои братья и сестры были больны, когда отец вывел нас в поле. Некоторые выздоровели, что отец считал благословением Божьим, но другим стало хуже. Я держала на руках самого маленького из своих братьев, когда он умер, а моя бабушка умерла, обнимая меня. Я была рада, что глаза мои разболелись и слиплись, потому что мне страшно было смотреть, что происходит с их телами. Отец не позволял похоронить их и повторял, что Иисус уже близко. Стоило кому-то из нас пошевелиться, он замахивался мечом, который сделал из сошника. Поэтому все мы лежали тихо, старались не двигаться и делали вид, что молимся.
Потом наступила темнота, но в ней вспыхнул свет, яркий, как в полдень. Хотя, может быть, это и был полдень. Доктор сказал, когда меня нашли, у меня был сильный жар и я могла путаться во времени. Я и сейчас путаюсь. Время проходит мимо меня.
Так мы лежали, и это был кошмар – пекло, мухи, завядшие на солнце цветы, бесполезные цветы в канавах, заросших сорняками. Потом появился запах, ужасный запах, горячий, невыносимый. Такой бывает, когда делают колбасу и кровь капает в огонь. И я услышала голос. Он спрашивал моего отца, почему он не работает.
– Кто ты такая, женщина? – спросил отец.
– Не важно, кто я, – ответила она. – Что ты себе вообразил? Почему ты не сеешь, не жнешь и урожай твой превратился в пепел? Где твоя лошадь, твой плуг? Почему земля, которую я тебе дала, полита кровью твоей родни?
– Я не должен с тобой разговаривать, – ответил отец.
– И все же без разговора нам не обойтись, – рассмеялась она. – Никак не обойтись.
Если в полдень к тебе приходит неизвестная госпожа, ни в коем случае не смотри на нее, часто повторяла бабушка. Но отец говорил, это все бабьи сказки, выдумки выживших из ума старух. Он рассказывал нам истории о Иисусе и ангелах. Но они тоже были выдумками. Как и все другие истории на свете.
Она – единственная правда.
Я не поднимала головы, я не могла это сделать, веки мои слиплись и я ничего не видела. Доктор сказал, я должна была ослепнуть, на всю жизнь остаться калекой. Но ничего этого со мной не произошло, и это настоящее чудо, а не сказка вроде той, что рассказывал отец. Чудо произошло, когда она меня коснулась, взяла за подбородок рукой, которая обжигала, как раскаленное железо. Своим взглядом она прожгла меня до кости, до самого нутра. Она пришла, и я увидела. Я вижу до сих пор.
Никто, кроме нее, не пришел на поле, ни в полдень, ни в полночь. Я знаю, она реальна, а всё остальное – нет. Всё остальное – ложь, выдумки, которые приходят в голову, если у тебя жар, веки слипаются, если ты слишком голоден, чтобы двигаться, и слишком измучен, чтобы молиться. Когда свет отражается в лезвии меча, как в зеркале, и воды нигде нет, и все голоса смолкли, кроме одного…
Ее голоса».
10