Экспериментальный фильм

Так, значит, миссис Уиткомб тоже страдала головными болями, подумала я, перебирая бумаги. А мистер Уиткомб решил, что его жена нуждается в помощи психиатра задолго до того, как это вошло в моду. Но какими способами собирался действовать доктор Р.? Гипнотизировать свою пациентку? Анализировать ее сны? От всего этого веяло романами Анны Радклиф. Несомненно, в то время подобные методы считались весьма спорными, и, возможно, именно по этой причине мистер Уиткомб не указал в своем дневнике полное имя «незаслуженно обойденного известностью» психиатра. Впрочем, оберегал он не только доктора, но и свою жену.

«Айрис, кажется, прониклась доверием к доктору Р., – сообщает запись на следующей странице – или же ловко делает вид, что это так. Они с удовольствием проводят время за разговорами, угощая друг друга легендами и народными сказками. Разговоры эти они ведут в основном по-английски, вне всякого сомнения из любезности ко мне, но иногда переходят на странный гортанный язык, на котором она говорила в детстве. Она продолжает работать, утверждая, вопреки доводам здравого смысла, что это помогает от бессонницы, которая продолжает ее мучить. Впрочем, благодаря лекарствам доктора ей иногда удается вздремнуть днем или ранним вечером. Айрис постоянно делает карандашные наброски, иногда перенося их на небольшой холст. Работает она с бешеной скоростью, но, закончив картину, утрачивает к ней всякий интерес. Стоит краскам высохнуть, она готова ее сжечь– и сделала бы так, если бы я не вступался за несчастные полотна. В гостинице, где мы жили перед этим, она оставила три своих работы.

Образы, которые она воспроизводит, постоянно повторяются – поле, надвигается буря, облака закрывают полуденное солнце, повсюду глаза и крылья. Разум начинает болеть, не в силах это вместить. Вспоминаю, как этот тип Кнауф, положив руку на ее колено – негодяй словно не замечал, что я стою рядом, – с задумчивым видом рассматривал картины и после печально проронил:

– Ах, моя прекрасная мадам… Я вижу, вам тоже помогают работать ангелы…

На рассвете мы отправляемся дальше. Прежде чем достигнем цели, вероятно, сделаем остановку, а то и две.

Доктор Р. говорит, что начнет завтра ночью».

Итак, продолжение следует, подумала я, переворачивая страницу.

Следующий документ, который я извлекла из пачки, однако, уводил от этой захватывающей истории в сторону. Это было письмо, датированное ноябрем того же года. Имя адресата уже было мне знакомо: доктор медицины Адельхарт Уиткомб, хирург-кузен. Почерк мистера Уиткомба заметно изменился, стал более мелким, сжатым и торопливым. При этом читался он легче, вероятно потому, что письмо, в отличие от дневника, предназначалось для другого человека.

«Дорогой мой Адельхарт, – говорилось в письме, – прошу, не расценивай долгое мое молчание как упрек за то, что ты рекомендовал мне доктора Р., хотя его неустанные попытки помочь Айрис оказались не столь плодотворными, как нам того хотелось бы. Дело в том, что за это время произошли события, изменившие нашу жизнь столь решительно, что некоторое разочарование, связанное с доктором, стало наименьшей из моих забот.

Взглянув на обратный адрес, ты поймешь, что мы с женой более не в Европе, ибо вынуждены были прервать путешествие из-за обстоятельств, которые находятся не в нашей – и ни в чьей-либо еще – власти.

Незадолго до того, как мы прибыли в Дзенгаст, доктор Р. при помощи лекарств и советов установил с Айрис доверительные отношения, позволяющие рассчитывать, что телепатическое воздействие, когда оно наконец будет применено, даст наилучший результат. Выбрав наиболее благоприятный, по его мнению, момент, он погрузил Айрис в состояние транса или гипнотического сна. Странно и тревожно было видеть, как моя возлюбленная, обычно столь живая и острая на язык, сидит, безжизненно свесив руки, и отвечает на вопросы монотонно и вяло. Через несколько секунд они с доктором Р. перешли на тот древний язык, который знают оба. Поначалу я пытался вслушиваться в непонятные для меня созвучия, но после, извинившись, отправился в гостиную нашего номера, где попытался писать письма. Впрочем, гортанное бормотание, беспрестанно доносившееся из-за неплотно закрытой двери спальни, отвлекало меня и не позволяло сосредоточиться.

Когда доктор Р. наконец вышел, признаюсь, я едва не подпрыгнул от нетерпения, так что ему пришлось сделать жест, призывая меня к молчанию. Плотно закрыв дверь, он приблизился ко мне.

– Ваша супруга, мистер Уиткомб, отнюдь не пребывает в плену заблуждения и не вводит в заблуждение никого другого, – начал он. – Она столь же вменяема, как и любая другая женщина.

Услыхав это, я испытал огромное облегчение. Без ложного стыда признаюсь, что на глаза мои выступили слезы. Доктор Р. подошел к буфету и налил нам обоим по щедрой порции местного коньяка.

– Я погрузил ее в глубокий естественный сон, – сообщил он. – Полагаю, через час или около того она проснется, посвежевшая и отдохнувшая.

– Она будет помнить, что с ней произошло?