В конце XVIII — первой половине XIX в. возникает идея составления сборников казахского обычного права. В 1804–1853 гг. было подготовлено несколько правовых записей и сборников, о которых мы расскажем в этой главе. Встречные усилия по кодификации адата были предприняты как чиновниками сибирского ведомства (с центром в Омске) Казахской степи, так и оренбургского (с центром в Оренбурге). Однако эта работа не была успешно завершена. Подготовленные чиновниками тексты так и не были кодифицированы. Одна из основных причин заключалась в том, что у составителей сборников отсутствовала определенная система к отбору материалов. В результате чиновники часто путали адат и шариат, объявляя последний, как правило, «внешним фактором» в духе расхожего мнения о поверхностной исламизации казахов. Такое обстоятельство заставляло думать о том, что изданный текст может быть проигнорирован не только судебной практикой казахов, но и российской администрацией. Была и другая веская причина, обрекшая на неудачу усилия некоторых составителей сборников. Это обострившаяся в 1840–1850‐е гг. исламофобия имперских чиновников, которые стремились «очистить» обычное право от «исламских напластований». Следствием такой политики было блокирование ряда кодификационных проектов, которые с точки зрения бюрократических верхов не содержали строгого разграничения между адатом и шариатом.
Кодификация как общеимперская проблема
Европейские колониальные державы, захватывая новые территории, неизбежно сталкивались с проблемой включения местных народов в общеимперское правовое поле. Важным этапом на пути реализации этого замысла была кодификация обычного права, которое, как правило, бытовало в устной форме. Обычное право с имперской перспективы представляло собой «остаточную категорию» («residual category»)[140]
, т. е. тот набор информации, который колониальные власти посчитали нужным включить в сборники, устранив при этом все противное с точки зрения европейской морали и политически нежелательное[141]. Однако процесс кодификации не был таким однозначным, как может показаться на первый взгляд. Он протекал на фоне различных региональных контекстов, требовавших индивидуального подхода к той или иной ситуации. Опыт, приобретенный одной империей, в силу каких-то специфических условий не всегда мог быть заимствован другой. Тем не менее колониальная кодификация имела и свои закономерности. Чтобы установить это, мы хотим описать несколько ее моделей. Такое сравнение поможет прояснить суть следующих проблем. Какие аналоги существуют между Российской империей и другими европейскими странами? Почему, в отличие от других колониальных держав, сборники обычного права, подготовленные русскими чиновниками и ориенталистами, не стали действенным инструментом в практическом правовом регулировании?