Последователем Достоевского современники считали Михаила Альбова
, автора мрачных рассказов о мучительной рефлексии, раздвоенности современного человека, доходящей до безумия, и враждебном мире, в котором человек неминуемо гибнет.Большой читательской популярностью пользовались романы Игнатия Потапенко
, чей оптимистический взгляд на жизнь часто противопоставляли общему пессимизму эпохи (к числу пессимистов обычно относили и Чехова). Потапенко, обладатель несколько легковесного дарования, быстро откликался на все острые вопросы современности, писал много – и не только прозы, но и пьес. Его творения отличались дидактичностью, некоторой шаблонностью и непременным хорошим концом; он был одним из самых издаваемых и хорошо оплачиваемых писателей своего времени.Примерно такой же славой пользовался в конце века и Петр Боборыкин
, которого принято считать создателем понятия «интеллигенция». Боборыкин стремился к беспристрастному и точному описанию фактов реальной жизни. Он снискал славу репортера, публициста, хроникера, бытописателя, оперативно реагирующего на изменения среды. В своем романе «Китай-город» он описывал будни дворянства и купечества конца века, замечая, как дворянство уступает место купечеству, а купечество превращается в буржуазию; он ставил перед собой цель показать читателям новое купечество – вместо устаревших представлений, которые сложились под влиянием пьес Островского.Еще один популярный роман Боборыкина – «Василий Теркин». Теркин – купец, который ставит перед собой масштабные задачи: не просто стать крупным торговцем, владельцем судоходной компании, но и справиться с обмелением Волги, сохранить леса – и ему это удается, хотя он время от времени вынужден прибегать к не самым честным мерам.
Боборыкин старается сохранять нейтралитет, не навязывать читателю свою точку зрения, хотя его авторскую позицию понять не так уж трудно: он в самом деле верит в прогрессивную роль купечества и возможность постепенных изменений к лучшему. Некоторые исследователи связывают с именем Боборыкина появление натурализма в России.
Вопрос о натурализме
стал обсуждаться русской критикой после того, как «Вестник Европы» стал публиковать «Парижские письма» Эмиля Золя. Натурализм – это творческое детище Золя, и когда русские критики говорили о нем применительно к русским авторам, они всегда подчеркивали, что это французское влияние.Золя считал, что человек – часть природы и подчиняется ее влияниям; если внимательно их изучать, можно разгадать основные загадки бытия; для этого художественному творчеству надо заимствовать у науки способность ставить эксперименты и анализировать, чтобы познать истину. Писатель должен изучать человека и ставить эксперименты, наблюдать за законами природы, действующими в человеке: за его физиологией, нервной деятельностью, мышлением, изучать наследственность.
Золя полагал, что можно описать определенные условия и пронаблюдать, как в этих условиях будет вести себя человеческая страсть, как она повлияет на личность и на все общество. Эти идеи оказали важное влияние на развитие французской литературы.
В России, однако, судьба натурализма оказалась иной. Многие исследователи писали о близости Достоевского к Золя; Достоевский так же ставит эксперименты на своих персонажах, загоняя их в немыслимые условия, – однако приходит не к выводу о детерминизме человеческой природы, не к тому, что человек на самом деле биологическое существо, просто зверь, а к принципиально иному выводу о свободе человеческого выбора.
Чехов, врач по профессии, тоже проявляет черты натурализма в своем творчестве. Он проводит читателя, как врач студента, по лечебнице и демонстрирует больных, предлагая самостоятельно поставить им диагноз и задуматься о лечении социальных и нравственных болезней. Однако Чехов не лишает своего героя, даже самого безвольного, свободы воли: даже когда речь о таких особенностях, которые на сегодняшний взгляд могут казаться психическим заболеванием (в рассказе «Человек в футляре», например), у Чехова это никогда не рассказ о клиническом случае, о разрушении личности под действием болезни; «глитай абож паук», чья тревожность не только его самого держит в футляре, но и весь город в страхе, – это не индивидуальный клинический случай, это не исключительно биологическое явление – это еще и вопрос человеческой совести, общественной свободы, социальных отношений.
Пожалуй, что и к Боборыкину, и к Мамину-Сибиряку понятие «натурализма» может быть применено лишь в смысле общего сходства принципов изображения действительности, а не основного творческого метода.