Экстремист. Роман-фантасмагория (Пятая Империя)

Появилась вереница бомжей. Впереди выступал Генералиссимус, с усами из металлической терки, в изношенном, в дырах и латках, военном кителе. Лампасы на замызганных брюках были нарисованы ядовитым томатным соком. На плечах вместо погон красовались фантики от конфет. У горла блестело бутылочное донце, символизируя Орден Победы. Вождь хромал, кривлялся, делал непристойные жесты. За ним толпились соратники — военные, ученые, писатели, балерины, спортсмены, все ярко и карикатурно одетые, несли символы своей профессии, найденные на свалке. Ученый тащил какую-то стеклянную флягу с металлическим змеевиком. Военный волок за собой жестяное корыто с надписью: «За Родину! За Сталина!». Колхозник был увешан гнилыми кабачками, прелой морковью, его голову украшал вялый капустный лист. Балерина с голыми венозными ногами то и дело становилась на носки, обмахиваясь веером из конфетной обертки. Процессию замыкал Юрий Гагарин, обмотанный серебристой изоляционной тканью, в шлеме из дырявого ведра с надписью «СССР», с картонными крыльями, делавшими его похожим на уродливого ангела.

— Вот они, коммунисты, погубившие Россию!.. Вышли из нечистот и туда же уйдут!.. — ликовал Верейко.

Весь сонм репортеров преследовал процессию, выхватывал крупным планом изъеденное оспой, с вислыми усами, лицо вождя, толстые, в черных венах, ноги балерины, грязный коленчатый вал в руках энтузиаста-изобретателя.

В этом последнем Сарафанов почему-то узрел себя. Высмеивались его страсть к технологиям, увлечение научными новшествами, вера в фантастическую мощь человеческих знаний, способных преобразить бренного человека в космического мечтателя, устремленного в бессмертие. Он испытал такую ненависть к черному магу, кривлявшемуся на помосте, к его грассирующему голосу, колдовскому фиолетовому шарфу, мерзким, хохочущим губам, что собрался с остатками сил, мысленно обвязался гранатами, прижал к груди противотанковую мину и, подобно одному из двадцати восьми гвардейцев-панфиловцев, ринулся на чудовище, в надежде его подорвать. Взрыв произошел на дальних подступах к врагу. Рванули гранаты, сдетонировала мина. Вся плоть Сарафанова была растерзана, разлеталась в разные стороны окровавленными костями, комьями внутренностей, расплющенным сердцем. На несколько секунд он расстался с жизнью, висел в морозном воздухе облаком кровавой росы. Медленно возвращал себе тело, разум, оглушенный, поверженный дух…

— И в заключение «Трэш-парада» представляю вам явление «Пятой Империи», симфонию которой сочинил один забавный фантазер, не помню его имя. Он хочет созвать всех русских бомжей на всероссийскую помойку и предложить им «общее дело», — строительство ковчега новой «русской цивилизации». Его будут строить из очисток картофеля, использованных презервативов, пищевых отходов, консервных банок, подшивок газеты «Утро», заштопанных кальсон и абортированных младенцев, тех, что не пошли на стволовые клетки… Прошу приветствовать «Пятую Империю» русских!..

Верейко всплеснул руками, словно сотворял диво. И этим дивом был мальчик, бездомный сирота, замызганный и забитый, с чахоточным личиком, в нахлобученной драной ушанке, в большущих бутсах, в которых тонули тонкие ноги. Видимо, он только что получил тумака, выскочил из толпы и мучительно озирался, ожидая новых побоев. Крутом улюлюкали, мерцали вспышками, давили со всех сторон телекамерами. Он семенил, торопился пробежать, держа в грязном кулачке бумажную иконку Божьей Матери.

Сарафанов был близок к обмороку. Не находил сил бороться. Был изувечен, повержен. Ему не было места в мире, где властвовал темный Сверхразум, где глумились над святынями, мучили детей, превращали его драгоценное детище — «Пятую Империю» — в груду мерзких отбросов. Готовясь умереть и исчезнуть, в предсмертном уповании, не надеясь на себя, а лишь на невозможное чудо, стал молиться: «Господи, убей его!.. Боже Правый, убей палача!..»

Мальчик-сирота удалялся. Его щипали, толкали. Он жалобно пищал. Сарафанов, глядя на скачущую енотовую шубу, плещущий фиолетовый шарф, молил: «Убей его, Господи!..»

И молитва была услышана. Деревянный помост покачнулся. Верейко испуганно ухватился за поручни. Земля дрогнула. Под помостом стала разверзаться яма. Верейко взвыл, попытался спрыгнуть на землю. Но огромная яма раскрывалась, и помост вместе с Верейко стал проваливаться. Исчезал, рушился в преисподнюю, захватывал с собой пласты мусора, обертки, очистки, гнилое тряпье, пластмассовые бутылки. Воспаленно светя огнями, с ревом, выбрасывая синий дым, надвигался бульдозер. Сияющий нож толкал впереди груду нечистот. Приблизился, сдвинул в шахту, наполняя ее скрежетом и звоном стекла. Отъехал. Уронил зеркальный нож. Срезал пласт мусора. Двинул вперед, заваливая черную ямину, погребая Верейко.

Крутом визжали, мчались врассыпную, роняя телекамеры. Сарафанов стянул с головы шапку. Крестился на туманное солнце, занавешенное зыбким пологом веющих птиц.

Глава двадцать четвертая