Эктор де Сент-Эрмин. Часть первая

Возле него, на ночном столике, лежала раскрытая и перевернутая книга, как если бы чтение ее было прервано лишь на минуту. То был томик Сенеки, посланный Пишегрю г-ном Реалем; книга была открыта на той странице, где Сенека говорит: «Тот, кто хочет устроить заговор, прежде всего не должен бояться умереть».

Вероятно, эта глава была последним, что читал Пишегрю, который осознал, особенно когда до него дошел слух о смерти герцога Энгиенского, что ему остается на выбор либо прибегнуть к милосердию первого консула, либо умереть.

Немедленно опросили всех, кто мог привести хоть какие-нибудь подробности в отношении столь странной и неожиданной смерти, ибо первая мысль, пришедшая в голову Савари, заключалась в том, что в смерти этой будут винить Бонапарта.

Прежде всего Савари допросил жандарма, всю ночь дежурившего в прихожей между камерами Жоржа и Пишегрю; тот не слышал ночью никакого шума, если не считать надсадного кашля, около часа ночи охватившего генерала Пишегрю, однако не мог войти в его камеру, поскольку ключ от нее был у главного надзирателя, а сам он был заперт и будить из-за этого кашля всю тюрьму не захотел. Затем Савари допросил жандарма, дежурившего у окна и имевшего возможность видеть все, что происходило у Пишегрю; однако тот ничего не заметил. Господин Реаль пришел в отчаяние.

— Хотя все совершенно очевидно указывает на то, что это самоубийство, — сказал он, — сколько ни старайся, все будут говорить, что, не сумев изобличить узника, его задушили.

И действительно, все так и стали говорить, хотя совершенно несправедливо. Ведь подобное убийство могло сильно повредить расследованию дела Моро.

Напротив, убивать Пишегрю не было никакого смысла, поскольку Бонапарт связывал с ним замыслы, которые, останься тот жив, послужили бы собственной популярности первого консула. Не только помиловав Пишегрю, своего бывшего учителя в Бриенне, но и отправив его с почетной миссией в Кайенну, Бонапарт ослабил бы дурное впечатление, которое мог произвести приговор Моро, каким бы этот приговор ни был.

И кроме того, в тот момент, когда Бонапарт ощутил, что на него свалилось все бремя ответственности за расправу над герцогом Энгиенским, вряд ли ему нужно было добавлять к волне общественного осуждения, впервые поднявшейся против него, еще и ужас, который неизбежно должно было вызывать столь гнусное ночное убийство, каким явилось бы убийство Пишегрю.

— И подумать только, — ударив кулаком по столу, воскликнул Бонапарт при виде возвратившегося к нему Реаля, — что он просил для колонизации Гвианы всего лишь шестьдесят тысяч негров и шесть миллионов франков!

XLIII ДЕНЬГИ КАДУДАЛЯ

Если полиция предприняла в отношении Жоржа Кадудаля настолько действенные меры, что полицейский агент Кальоль мог получить приказ ждать у подножия холма Святой Женевьевы городской кабриолет под № 53, который должен был проехать там между семью и восемью часами вечера; если в семь часов он последовал за этим кабриолетом и увидел, что тот остановился у ворот прохода, примыкавшего к небольшой фруктовой лавке; если в семь тридцать из этого прохода вышли четыре человека, среди которых были Жорж Кадудаль и Леридан, и если, наконец, вследствие этих точных указаний Жорж был арестован, — то это произошло благодаря тому, что от Лондона до Парижа и от дня его прибытия до пятницы 9 марта его ни на час не выпускал из виду Лиможец, самый толковый из агентов гражданина Фуше.

Вот почему, сознавая, что Кадудаль не тот человек, который может сдаться, не пустив в ход пистолет или кинжал, Фуше не пожелал подвергать своего драгоценного Лиможца ярости бретонского главаря, и, не дожидаясь ответных действий Кадудаля, приказал арестовать его женатым агентам, вместо того чтобы послать на его арест холостяка.

Известие об аресте Кадудаля было передано ему около половины десятого вечера.

Он позвал Лиможца, находившегося в соседней комнате.

— Вы все слышали, — сказал ему Фуше. — Нам осталось взять только Вильнёва и Бюрбана.

— Мы арестуем их, когда вы скажете. Я знаю, где они укрываются.

— С ними еще можно погодить. Однако не упускайте их из виду.

— Разве я упустил из виду Жоржа?

— Нет.

— Могу ли я сказать вам, что есть одно обстоятельство, которое вы сами упускаете из виду?

— Я?

— Да.

— Какое же?

— Деньги Жоржа. Когда мы выехали из Лондона, при нем было более ста тысяч франков.

— Вы беретесь найти эти деньги?

— Будет сделано все возможное. Но ничто на свете не исчезает так быстро, как деньги.

— Принимайтесь за поиски сегодня же вечером.

— Располагаю ли я временем до завтрашнего вечера, примерно до этого часа?

— Как раз завтра в этот же час у меня встреча с первым консулом. И я буду не прочь иметь возможность ответить на все его вопросы.

На другой день, в половине десятого вечера, Фуше явился в Тюильри.

Это происходило до памятного решения об аресте герцога Энгиенского. Возвращаясь к аресту Жоржа, мы делаем в нашем повествовании шаг назад.

Фуше застал первого консула спокойным и почти веселым.