Эктор де Сент-Эрмин. Часть первая

Тем временем следствие шло своим чередом, и, по мере того как оно приближалось к завершению, внутренний распорядок в Тампле явно становился менее суровым; узникам разрешили выходить из камер и собираться в саду, хотя это не раз чуть было не привело к серьезным столкновениям. Савари, обладавшего высшей властью в тюрьме и превратившего Тампль в нечто вроде военного лагеря, заключенные, естественно, ненавидели, что не мешало ему приходить туда даже чаще, чем этого требовал от него долг.

Однажды, выходя из своей камеры, Моро столкнулся с ним лицом к лицу; он тут же повернулся к Савари спиной и закрыл за собой дверь.

Что же касается генерала Моро, то нет ничего любопытнее и трогательнее знаков глубокого почтения, которое оказывали ему все военные, несшие внутреннюю службу в тюрьме: все отдавали ему честь, прикладывая руку к головному убору. Если он присаживался отдохнуть, его тотчас же окружали солдаты, ожидая, не захочет ли он с ними поговорить; они робко просили его рассказать о каких-нибудь из его военных подвигов, которые сделали его соперником Бонапарта и поставили его выше всех прочих генералов. Все были уверены, что, призови он их на помощь, они открыли бы ему двери Тампля, вместо того чтобы держать их запертыми. К тому же Моро было сделано большое послабление: ему разрешили видеться с женой и ребенком, и молодая мать ежедневно приносила ему сына. Время от времени Моро доставляли превосходное вино кло-вужо, и он распределял его между всеми больными, а иногда давал его и тем, кто был здоров. Не стоит и говорить, что игроки в шары и игроки в барры, стоило им хорошенько разгорячиться, приравнивались к больным и получали по стаканчику кло-вужо.

Что отличало Жоржа и его соратников от прочих узников, так это их веселость и беспечность; они предавались играм с таким же шумом, с каким ведут себя школьники на перемене; среди них выделялись два самых красивых и самых элегантных человека в Париже: Костер де Сен-Виктор и Роже по прозвищу Птица. Однажды, когда Роже особенно разгорячился, играя в барры, он снял с себя галстук.

— А знаешь ли ты, мой дорогой, — сказал ему Сен-Виктор, — что у тебя шея, как у Антиноя!

— Ах, право, — ответил ему Роже, — не стоит хвалить ее, ведь уже через неделю она будет отрублена.

Вскоре все было готово для того, чтобы предать обвиняемых суду и начать гласные прения. Число узников, привлеченных к суду, достигало пятидесяти семи; они получили приказ готовиться к переводу в Консьержери.

Тюрьма приобрела совершенно другой облик. Радуясь, что к концу подходит заключение, которое для многих из них должно было стать концом жизни, все в полный голос распевали, запирая дорожные сумки и обвязывая веревкой узлы; одни пели, другие насвистывали; все развлекались наперебой; печаль и размышления были уделом лишь тех, кто оставался в Тампле.

XLV СУД

Жорж Кадудаль, который был не только самым веселым, но и, можно сказать, самым безрассудным из узников; Жорж Кадудаль, который участвовал во всех играх и придумывал новые, когда запас прежних исчерпывался; Жорж Кадудаль, который рассказывал самые невероятные истории, остроумно и язвительно высмеивал новую империю, выраставшую на обломках трона Людовика XVI, и веселыми частушками прощался с Республикой, стоявшей на пороге смерти, — Жорж Кадудаль перестал играть, смеяться и петь, когда ему стало ясно, что вот-вот настанет час собственной головой платить по счетам; он сел в одном из уголков сада, собрал вокруг себя своих адъютантов и офицеров и тоном одновременно твердым и ласковым сказал им: