Эктор де Сент-Эрмин. Часть первая

Это форменное платье состояло из мягкой фетровой шляпы с белой кокардой и серого сюртука с зеленым воротом, обшитым золотым галуном у Кадудаля и серебряным — у нижестоящих офицеров. При всем том на них были широкие бретонские штаны в сборку, высокие серые гетры и белые пикейные жилеты.

У каждого из офицеров на боку была сабля.

При виде их Дюрок положил руку на плечо Бонапарту, который остановился и вопросительно взглянул на своего адъютанта.

— В чем дело? — спросил Бонапарт.

— У них сабли, — ответил Дюрок.

— Ну и что? — произнес Бонапарт. — Они ведь не пленники. Это все?..

— Не имеет значения, — сказал Дюрок, — я оставлю дверь открытой.

— О нет, ни в коем случае! Это враги, но враги честные. Разве вы не помните, что нам говорил о них наш несчастный товарищ Ролан?

С этими словами он не колеблясь, быстрым шагом вошел в салон, где ждали шуаны, и сделал знак Раппу и двум другим офицерам, которые находились там, несомненно, по особому распоряжению, оставаться за дверью.

— А, вот и вы наконец! — сказал Бонапарт, по описанию распознав Кадудаля среди его соратников. — Один наш общий друг, которого мы имели несчастье потерять в битве при Маренго, полковник Ролан де Монтревель, говорил мне о вас с большой похвалой.

— Это меня не удивляет, — ответил Кадудаль. — За то недолгое время, что я имел честь видеться с господином Роланом де Монтревелем, мне удалось оценить его рыцарское благородство. Но коль скоро обо мне, генерал, вы уже знаете, мне остается представить вам двух человек, которые, будучи моими сопровождающими, удостоены чести лицезреть вас.

Бонапарт слегка поклонился, как бы показывая, что готов слушать.

Кадудаль положил руку на плечо старшего по возрасту офицера.

— Еще юношей увезенный в колонию, господин Соль де Гризоль пересек немало морей, чтобы вернуться во Францию; во время этого плавания он потерпел кораблекрушение; его нашли одного посреди океана, без сознания лежащим на доске, в тот самый момент, когда волны должны были поглотить его. Став узником во время Революции, он пробил стену в своей тюремной камере и бежал. Уже на другой день он сражался в наших рядах. Ваши солдаты поклялись поймать его во что бы то ни стало. Во время переговоров о заключении мира они берут в осаду дом, который служит ему убежищем. Он в одиночку обороняется против пятидесяти солдат, но вскоре у него кончаются патроны, и ему остается лишь сдаться или броситься в окно, расположенное на высоте двадцати футов. Не колеблясь, он выпрыгивает в окно, падает в толпу республиканцев, катится по их спинам, вскакивает на ноги, убивает двух, ранит трех, бросается бежать и среди града пуль, которые без толку свистят вокруг него, исчезает. Другой мой товарищ, — и Жорж указал на Пьера Гиймо, — несколько дней назад был в свой черед застигнут на ферме, где он намеревался несколько часов отдохнуть. Ваши солдаты проникают в его комнату прежде, чем он успел схватить саблю или карабин. Тогда он вооружается топором и проламывает голову первому, кто бросается на него. Республиканцы пятятся; Гиймо, размахивая топором, добирается до двери, отбивает удар штыка, который лишь царапает ему кожу, и бросается бежать через поле; перед ним оказывается ограда, которую охраняет часовой; он убивает часового и перелезает через ограду. Какой-то синий, более проворный в беге, чем он, мчится вслед за ним и почти настигает его; Гиймо оборачивается, ударом топора рассекает ему грудь и, обретя свободу, присоединяется к моим шуанам и ко мне. Что же касается меня… — продолжил Кадудаль, скромно поклонившись.

— Что касается вас, — прервал его Бонапарт, — то я знаю о вас больше, чем вы могли бы мне рассказать сами. Вы повторили подвиги ваших предков, но победили вы не в битве Тридцати, а в битве Ста, и войну, которую вы ведете, однажды назовут битвой гигантов. Затем, сделав шаг вперед, он добавил:

— Пойдемте, Жорж, мне надо поговорить с вами.

Жорж, хотя и не без колебаний, последовал за ним. Ему явно хотелось, чтобы сопровождавшие его офицеры могли слышать те слова, какими он обменяется с главой Французской республики.

Однако Бонапарт хранил молчание, пока они не отошли достаточно далеко для того, чтобы их голоса нельзя было услышать.

— Послушайте, Жорж, — начал он, — мне нужны энергичные люди, чтобы осуществить дело, за которое я взялся. Рядом со мной был человек с непоколебимой душой, на которого я мог рассчитывать, как на самого себя. Вы его знали. Это был Ролан де Монтревель. Тоска, причины которой я никогда не мог понять, толкнула его на самоубийство, ведь его смерть это настоящее самоубийство. Хотите быть моим сподвижником? Я предлагал вам чин полковника, но вы достойны большего: я предлагаю вам чин дивизионного генерала.

— Благодарю вас от всего сердца, генерал, — отвечал Жорж, — но вы сами презирали бы меня, если бы я согласился.

— Почему? — живо спросил Бонапарт.

— Потому что я дал присягу Бурбонам и останусь им верен вопреки всему.

— Скажите, неужели нет никакого способа привлечь вас на мою сторону? — спросил первый консул.

Кадудаль покачал головой.