«Уже давно, генерал, Вам должно быть известно о том уважении, какое Вы снискали в моих глазах. Если Вы сомневаетесь в моей способности быть благодарным, укажите сами на подобающую Вам должность и определите судьбу Ваших друзей. Что до моих нравственных правил, то я француз. Милосердный по характеру, я буду таковым и по рассудку.
Нет, победитель при Лоди, Кастильоне, Арколе, завоеватель Италии и Египта не может предпочесть подлинной славе пустую известность. Однако Вы теряете драгоценное время. Мы можем упрочить славу Франции. Я говорю "мы", поскольку для этого я нуждаюсь в Бонапарте, а он не сможет сделать этого без меня.
Генерал, на Вас взирает Европа, Вас ждет слава, а я страстно желаю вернуть мир моему народу.
ЛЮДОВИК».— Как видите, сударь, — продолжал Бонапарт, — в этом послании также нет никаких упоминаний о договоре.
— Осмелюсь спросить, генерал, ответили ли вы на это послание?
— Я намеревался продиктовать Бурьенну ответное письмо и подписать его, но он заметил, что, поскольку послания графа Прованского написаны его собственной рукой, приличнее будет, если я напишу ответ сам, каким бы скверным ни был мой почерк. Так как дело было важным, я приложил все свои старания и довольно разборчиво написал письмо, копия которого перед вами.
И, в самом деле, Бонапарт подал Жоржу копию письма графу Прованскому, снятую Бурьенном. Письмо это содержало отказ:
«Я получил, сударь, Ваше письмо. Благодарю Вас за те уважительные слова, какие Вы говорите в нем обо мне.
Вы не должны желать своего возвращения во Францию: для этого Вам пришлось бы пройти по сотне тысяч трупов.
Принесите свои интересы в жертву покою и счастью Франции, и история зачтет Вам это.
Я неравнодушен к бедам Вашей семьи, и мне доставит удовольствие узнать, что Вы окружены всем, что может способствовать спокойствию Вашего уединения.
БОНАПАРТ».— Значит, — спросил Кадудаль, — это ваше последнее слово, не так ли?
— Это мое последнее слово.
— Тем не менее в истории был пример…