— И вы спрашиваете об этом меня?
— Разумеется; разве ты не знаешь реестр дворянских семейств Франции как свои пять пальцев?
— Ну что ж, это семья, из которой вышли как церковнослужители, так и воины и корни которой восходят к четырнадцатому веку. Насколько я могу вспомнить, в походе французов против Неаполя принимал участие некий граф де Сурди, творивший чудеса доблести в битве при Гарильяно.
— Так безнадежно проигранной рыцарем Баярдом.
— А что вы думаете об этом Рыцаре без страха и упрека?
— Он заслужил свое прозвище и умер так, как должен желать умереть любой солдат; но я невысоко ценю всех этих великих рубак: они были никудышными военачальниками. Франциск Первый в битве при Павии повел себя как дурак, а в битве при Мариньяно проявил нерешительность. Но вернемся к твоим Сурди.
— Так вот, в царствование Генриха Четвертого была некая аббатисса де Сурди, на руках которой умерла Габриель; ее связывали с семьей д’Эстре родственные узы. Был еще один граф де Сурди, командир полка легкой кавалерии в царствование Людовика Пятнадцатого, храбро атаковавший неприятеля в битве при Фонтенуа. Начиная с этого времени я теряю их из виду во Франции; вероятно, они перебрались в Америку. В Париже от них остался старинный особняк Сурди, расположенный на площади Сен-Жермен-л’Осеруа; есть еще проулок Сурди, который тянется от Орлеанской улицы к Анжуйской улице в Маре, и тупик Сурди на улице Фоссе-Сен-Жермен-л’Осеруа. Если не ошибаюсь, эта графиня де Сурди, которая, кстати говоря, очень богата, недавно купила тот прекрасный особняк на набережной Вольтера, который имеет вход со стороны Бурбонской улицы и который вы можете видеть из окон павильона Марсан.
— Отлично! Я люблю, когда мне вот так отвечают. На мой взгляд, это семейство Сурди несколько отдает Сен-Жерменским предместьем.
— Не совсем так. Они очень близкие родственники доктора Кабаниса, который, как вы знаете, придерживается наших политических взглядов. Кроме того, он крестный дочери графини де Сурди.
— О, это мало поправляет дело. Все эти богатые вдовы из Сен-Жерменского предместья — неподходящее общество для Жозефины.
В эту минуту он обернулся и увидел накрытый стол.
— Разве я сказал, что намерен завтракать здесь? — спросил он.
— Нет, — ответил Бурьенн, — но я подумал, что сегодня вам лучше позавтракать в своем кабинете.
— И кто же окажет мне честь позавтракать со мной?
— Некто, кого я пригласил.
— Принимая во внимание мое теперешнее настроение, вы должны быть совершенно уверены, что этот человек будет мне приятен.
— Я в этом совершенно уверен.
— И кто же это?
— Человек, который приехал издалека и явился в тот момент, когда вы, будучи в салоне, принимали Жоржа.
— Но у меня сегодня нет других аудиенций.
— Ему аудиенция не назначена.
— Но вы же знаете, что я никого не принимаю без письменного запроса.
— Этого человека вы примете.
Бурьенн встал, прошел в канцелярию и лаконично произнес:
— Первый консул вернулся.
При этих словах в кабинет первого консула бросился молодой человек лет двадцати пяти — двадцати шести, не более, но при этом облаченный в повседневный генеральский мундир.
— Жюно! — радостно воскликнул Бонапарт. — Ах, черт возьми, Бурьенн, ты правильно сказал, что этому человеку не нужно подавать письменный запрос для аудиенции! Подойди же, Жюно, подойди!
Молодой генерал схватил его руку, намереваясь поцеловать ее, но первый консул обнял его и прижал к груди.
Из молодых офицеров, обязанных ему своей карьерой, Бонапарт более всего любил Жюно. Их знакомство началось во время осады Тулона.
Бонапарт командовал батареей санкюлотов. Ему понадобился писарь с хорошим почерком. Жюно вышел из строя и назвал себя.
— Сядь там, — приказал ему Бонапарт, указывая на бруствер батареи, — и пиши под мою диктовку.
Жюно повиновался. В ту минуту, когда он заканчивал письмо, в десяти шагах от него разорвалась бомба, пущенная англичанами, и его осыпало землей.
— Отлично! — со смехом воскликнул Жюно. — Как раз вовремя, а то у нас нет песка, чтобы промокнуть чернила.
Эта острота определила его судьбу.
— Хочешь остаться при мне? — спросил Бонапарт.
— Охотно, — ответил Жюно.
Два этих человека сразу разгадали друг друга.
Когда Бонапарт был произведен в генералы, Жюно стал его адъютантом.
Когда Бонапарт был выведен за штат, молодые люди сообща боролись с нуждой и жили вдвоем на двести или триста франков, которые Жюно ежемесячно получал из дома.
После 13 вандемьера у Бонапарта появились еще два адъютанта, Мюирон и Мармон, но Жюно остался в привилегированном положении.
Жюно принял участие в Египетском походе и заслужил там чин генерала. Однако, к его великому сожалению, в это время ему пришлось разлучиться с Бонапартом. Он проявил чудеса храбрости в сражении при Аль-Фуле и выстрелом из пистолета убил командующего вражеской армией. Покидая Египет, Бонапарт написал ему: