— Господин Сюркуф, такой человек как я, который всякую гордость оставляет в стороне, считает любое общество достойным себя. Что же касается моей работы, то она будет тяжелой, мне это известно; но вы знаете, что я силен, вы видели, что я ловок; я не пью ничего, кроме воды, но вы видели, что если меня вынуждают пить вино, причем в количестве, которое заставило бы любого другого утратить сознание, то вино не оказывает на меня никакого действия. Что же касается опасности, то, полагаю, вправе сказать о ней то же, что сказал о вине: я слишком долго прожил в каждодневном ожидании смерти, чтобы не быть с ней накоротке; имея возможность выбрать род войск, который мне подходит, и наставника, которого мне хочется иметь, я принял решение стать матросом, а поскольку вы один из самых храбрых и честных офицеров, известных мне, я выбрал вас в качестве своего командира.
— Должен предупредить вас, сударь, — сказал Сюркуф, — что матрос, который нанимается к нам, даже рядовой, берет на себя определенные обязательства, и, коль скоро они внесены в контракт, их следует соблюдать.
— Я хочу разделить службу и образ жизни своих товарищей; я нисколько не заслужил, чтобы меня хоть сколько-нибудь освобождали от работ, которые возлагаются на рядового матроса; единственное, что способно вызвать у меня отвращение, вполне вам понятное, это необходимость делить гамак с кем-либо еще.
— Это требование слишком легко удовлетворить, чтобы я ответил на него отказом; но я могу предложить вам нечто получше: хотите быть моим секретарем? Тогда у вас будет не только гамак, но и каюта.
— С признательностью соглашусь, если только эта должность даст мне возможность заниматься матросским трудом и при случае сражаться.
— Я охотно откажусь от вашего матросского труда, — промолвил Сюркуф, — но не буду настолько глуп, чтобы отказаться от вашей поддержки в дни сражений.
— Могу я попросить вас еще об одной милости? Я хотел бы сражаться своим собственным оружием, то есть оружием, к которому привык.
— Перед боем все оружие выносят на палубу, и каждый выбирает то, что его устраивает; вы будете брать ваше в своей каюте; так что милость, которую я вам оказываю, весьма несущественна.
— И последнее: прошу вас, если мы причалим к берегам Короманделя или Бенгалии, позволить мне устроить, на мои средства, разумеется, одну из тех охот на тигра или пантеру, о которых я столько раз слышал, никогда не имея возможности принять участие ни в одной из них; точно так же, если вам надо будет устроить одну из тех экспедиций, в которых может подвергнуться опасности жизнь кого-нибудь из ваших офицеров, замените его мной: ничья жизнь не зависит от моей и никто не будет печалиться обо мне.
— Тогда позвольте, — ответил Сюркуф, — при захвате вражеских судов считать вас офицером, ведь добыча делится таким образом: треть — мне, треть — офицерам и треть — рядовым матросам.
— А мне будет позволено распоряжаться моей долей так, как я пожелаю? — поинтересовался Рене.
— Само собой разумеется, — ответил Сюркуф.
— А теперь, капитан, позвольте задать вам вопрос, — промолвил Рене. — Есть ли у вас оружие, в котором вы полностью уверены?
— Конечно. У меня есть карабин, двуствольное ружье, которое я окрестил Громобоем, и мои бутылколомы, которые вам знакомы.
— Что вы называете вашими бутылколомами?
— Мои пистолеты. В море, чтобы тренировать своих людей, я велю привязывать бутылки к лисель-спиртам; все матросы имеют право заняться этим упражнением, и всякий, кто, несмотря на бортовую или килевую качку, разбивает бутылку, получает в качестве премии экю, если это был ружейный выстрел, и пять франков, если это был выстрел из пистолета.
— Прошу быть допущенным к этому упражнению, и опять-таки с правом распоряжаться полученными наградами.
— Да пожалуйста; ну а теперь, невзирая на скромность ваших притязаний, я вам дам совет, мой дорогой Рене, самым серьезным образом изучить ремесло, которое вы выбрали, независимо от того, выбрали вы его по призванию или же вас принудила к нему некая власть, превосходящая силой вашу волю. Я хочу, даже вопреки вам, кое-что сделать для вас. А сейчас подумаем, все ли наши условия мы оговорили? Нет ли еще чего-нибудь, о чем вы хотите меня попросить? Могу ли я еще что-нибудь вам предложить?
— Нет, капитан, благодарю вас.
— Кернош, поскольку вы сделались его другом, будет просвещать вас в отношении материальной стороны нашего ремесла, я же, если вы не возражаете, возьму на себя учебные занятия более высокого порядка. А вот и госпожа Сюркуф, которая ищет вас с чашкой кофе в одной руке и рюмкой ликера — в другой.
Рене подошел к г-же Сюркуф и, учтиво поклонившись ей, сказал:
— Извините, сударыня, но я не пью ни кофе, ни ликеров.
— Это как с шампанским, — заметил Кернош, присоединяя грубоватую шутку к утонченным извинениям молодого моряка. — Если пьешь его мало, плохо себя чувствуешь.