Эктор де Сент-Эрмин. Части вторая и третья

Пока малоинцы пересчитывали шестнадцать 12-фунтовых орудий, высовывавших сквозь порты свои шеи, не говоря о длинной 36-фунтовой пушке на поворотном столе, установленной на носу, и с удивлением взирали на то, что из капитанской каюты выглядывают жерла двух 24-фунтовых орудий, матросы снова сели и продолжили петь, буксируя корабль дальше, вплоть до фасада дома Сюркуфа:

Немалый от добычи получив барыш,
Я курс взял на столицу, на Париж.
Вражинам смерть, кабатчикам бакшиш!
Но тут меня один судейский, чем не пират,
Упек в тюрьму и всех лишил деньжат.

Но тут меня один судейский, чем не пират,

Упек в тюрьму и всех лишил деньжат.
Вражинам смерть, но и столичным я не брат!
Свободу обретя, вернулся я назад,
Руками прикрывая свой тощий голый зад.

Свободу обретя, вернулся я назад,

Руками прикрывая свой тощий голый зад.
Вражинам смерть, но есть похуже гад!
Пират такой, когда он входит в раж,
Не англичан берет на абордаж.

Пират такой, когда он входит в раж,

Не англичан берет на абордаж.
Вражинам смерть, но вот какой вираж:
Видать, и прокурор, и адвокат — бандит?
Так вот на чем, выходит, свет стоит!

Так они достигли Динанских ворот, то есть оказались напротив дома Сюркуфа. В окнах дома можно было заметить жену корсара, его сына, родственников и друзей; все они явно пребывали в нетерпении и уже хмурили брови, поскольку ни одного человека из экипажа Сюркуфа еще не было на борту, хотя пробило одиннадцать, а погрузка должна была состояться ровно в полдень. Капитан послал своего старшего помощника, Блеаса, выяснить, чем заняты его люди, собравшиеся в доме г-жи Леру и на Поперечной улице. Блеас вернулся и вполголоса сказал ему, что, подобно тому как Цезаря, отправлявшегося в Испанию, задержали в Субуре кредиторы, экипаж «Призрака» задерживают ростовщики-евреи, ссудившие матросам деньги, которые те обязались вернуть из своих задатков, и не намеренные выпускать должников, если те не расплатятся с ними. Рене, находившийся рядом с Сюркуфом и видевший, что тот готов вмешаться в это дело лично, спросил у капитана разрешения отправиться туда вместо него и посмотреть, нет ли возможности уладить спор между должниками и кредиторами полюбовно.

Тот, кто не видел отправления судна, оказавшегося в таком положении, в каком оказался корабль Сюркуфа, лишился самого своеобразного и любопытного зрелища, которое только можно вообразить.

Как только матросы получают аванс в конторе, где производится учет военнообязанных моряков, жены и кредиторы нападают на бедняг, чтобы отнять у них все, что только можно; но следует сказать, что в этот критический момент жены, вообще говоря, ведут себя еще хуже, чем кредиторы: крики, слезы и стенания этих заплаканных супруг примешиваются к угрозам ростовщиков и в конечном счете заглушают их; вот почему, какими бы жадными ни были процентщики, женщинам почти всегда платят первым; к тому же эти презренные хищники знают, что в глазах населения и даже в глазах судей женщины заведомо правы в споре с ними; и потому, хотя и вырывая на себе волосы, они почти всегда, но крайне неохотно, позволяют провести семейные расчеты вперед своих; но как только с последней из этих женщин расплачиваются, стервятники с новой яростью нападают на своих жертв. И в этом случае, если первые матросы, к которым обращаются со своими требованиями ростовщики, выказывают себя сговорчивыми и платят, их пример оказывается весьма действенным: прочие матросы, кто с проклятиями, кто со вздохами, позволяют деньгам утекать из их рук; но если первый кредитор недостаточно благоразумен и не удовлетворяется половиной затребованной им суммы, при том что даже эта половина приносит ему отличный барыш, и если первый должник оказывается строптивым и, готовый взбунтоваться, призывает к бунту своих товарищей, так что вмешательство полиции становится неизбежным, вот тогда матрос и неумолимый кредитор начинают состязаться в нападках, достойных тех, каким предавались, вызывая на бой своих противников, герои Гомера.