Читаем Эктор де Сент-Эрмин. Части вторая и третья полностью

Однажды ночью, в одну из тех дивных ночей, которые, по словам Шатобриана, есть не тьма, а лишь отсутствие света, на шканцах раздался чей-то звонкий голос, распевавший грустную бретонскую песню. При первых же нотах Элен положила ладонь на руку Рене, призывая его к молчанию: то было сказание о юной девушке, которая во времена Террора спасает владетеля своей деревни, провожая его на борт английского судна, но, не ответив на оклик часового: «Кто идет?», падает, сраженная пулей, и умирает на руках своего возлюбленного. Когда эта жалостная песня закончилась, девушки со слезами на глазах попросили Рене разузнать у того, кто ее пел, слова и мелодию. Однако молодой человек сказал, что это лишнее, поскольку слова, надо полагать, он знает, а что касается мелодии, то, чтобы ее припомнить, ему нужны лишь фортепьяно, нотная бумага и перо. Так что они вернулись в комнату Элен. Рене на минуту опустил голову на руки, оживляя в памяти музыку, и стал записывать ее; без труда записав всю мелодию от начала и до конца, он поставил затем нотный лист на пюпитр пианино и голосом куда более нежным и куда более выразительным, чем голос распевавшего ее матроса, начал самым очаровательным образом исполнять эту двухголосную жалостную песню.

Повторяя последние куплеты, Рене вложил столько чувства в слова: «Люблю его! Люблю его! Люблю преградам вопреки!», что казалось, будто в словах этой бесхитростной песни таилась его собственная история, рассказываемая им, и будто его неизменная грусть имела причиной либо смерть возлюбленной, либо, по крайней мере, вечная разлука с ней; его печальный голос эхом отзывался в сердцах девушек и, затрагивая самые нежные и самые чувствительные струны их душ, настраивал их на ту же тональность.

Склянки пробили два часа пополуночи, когда Рене вернулся к себе.

<p>LIX</p><p>ИЛЬ-ДЕ-ФРАНС</p>

В тот же день, в пять часов утра, впередсмотрящий закричал: «Земля!» Они были в виду Столовой горы.

На протяжении всего дня ветер был попутным и корабли, делая по двенадцать — тринадцать миль в час, обогнули мыс Доброй Надежды. У Игольного мыса маленькую флотилию подхватил порыв ветра, который стремительно понес ее к востоку, прочь от суши. Флотилия взяла курс на остров Иль-де-Франс и однажды днем опознала вдали Снежный пик.

Остров Маврикий, тогда еще носивший название Иль-де-Франс, был в те времена единственным прибежищем, которое французские корабли имели в Индийском океане.

В 1505 году дон Мануэл, король Португалии, решил учредить должность вице-короля, или генерал-губернатора, Индийского берега. Пост этот был доверен дону Франсишку ди Алмейде, который спустя пять лет, в тот момент, когда он направлялся в Европу, был убит близ мыса Доброй Надежды готтентотами.

Еще в первый год его губернаторства дон Педру ди Машкареньяш открыл острова Иль-де-Франс и Бурбон, но, насколько известно, за все то время, пока португальцы владели ими, то есть за весь XVI век, они не основали ни на том, на на другом острове ни одного поселения, и единственная польза, которую коренные жители Иль-де-Франса извлекли из визита чужеземцев, состояла в нескольких стадах коз, обезьян и свиней, выпущенных ими на острове; в 1598 году остров был отдан голландцам.

Поскольку Португалия перешла под власть Филиппа II, португальцы стали толпами переселяться в Индию. Воспринимая себя как людей, лишенных родины, одни из них провозгласили себя независимыми, другие сделались пиратами, а прочие поступили на службу к местным князьям.

В 1595 году Корнелис де Хаутман заложил основы голландского могущества в Индийском океане, которое так возросло там позднее.

Мало-помалу голландцам удалось захватить все португальские и испанские владения в Индийском океане, в том числе и острова Серне и Маскарен. Адмирал Якоб Корнелис ван Нек первым высадился на острове Серне в 1598 году, когда тот еще был необитаем.

Флот под командованием адмирала отплыл с Тексела 1 мая 1598 года; имена его кораблей сохранились до нашего времени: флагманский назывался «Маврикий», и по его имени был назван остров Серне. Голландцы знали этот остров лишь по названию; они спустили на воду две шлюпки с целью обследовать его и проверить глубину его гаваней, чтобы выяснить, могут ли они принять корабли большого водоизмещения; одна из этих шлюпок проникла в большую гавань, выяснила, что она имеет превосходную глубину и способна вместить полсотни кораблей; вечером матросы вернулись на флагманский корабль и привезли с собой несколько крупных птиц и большое количество мелких, которых можно было ловить голыми руками; матросы отыскали пресноводную реку, которая спускалась с гор и сулила изобилие воды.

Тем не менее адмирал, не зная еще, обитаем остров или нет, и не имея времени на разведку, поскольку на борту у него было много больных, приказал высадить на берег многочисленный отряд, которому было велено занять выгодную позицию, способную обеспечить ему укрытие в случае неожиданного нападения.

Перейти на страницу:

Все книги серии Дюма, Александр. Собрание сочинений в 87 томах

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза