— Сударь, — обращаясь к корсару, произнес американец, — я начал писать письмо жене и детям, чтобы попрощаться с ними, но, поскольку они не знали о постыдном ремесле, которым я занимался из любви к ним, мне подумалось, что письмо, в котором я поведаю им о своей смерти, а главное, о ее причине, скорее усилит их горе, нежели смягчит его. Лучше я обращусь к вам с просьбой. В секретере моей каюты вы найдете четыре или пять тысяч франков золотом. Я надеялся выручить от продажи двадцати четырех пленников и шлюпа сорок пять или пятьдесят тысяч франков — достаточную сумму для того, чтобы начать у себя на родине какое-нибудь достойное дело, которое позволило бы мне забыть тот грех, каким я запятнал свою жизнь. Но Бог не допустил, чтобы так все сложилось, стало быть, этому не суждено было случиться. Шлюп и невольники принадлежат вам, но пять тысяч франков, которые вы найдете у меня в выдвижном ящике, — мои. Я умоляю вас, и это последняя просьба моряка, передать эти пять тысяч франков моей жене и моим детям, адрес которых вы найдете на начатом письме, и в качестве пояснения указать лишь следующее:
— Вы готовы?
— Да, готов.
Он поднялся, качнул головой, чтобы стряхнуть последние капли слез с ресниц, написал адрес жены —
— Я прошу вашего слова, сударь, вы мне его дадите?
— Слово моряка, сударь, — ответил Сюркуф, — ваше желание будет исполнено.
Сюркуф подал знак: послышалась барабанная дробь. Час настал, и перед лицом смерти американский капитан собрал все свое хладнокровие. Без малейшего намека на волнение он снял с себя галстук, опустил вниз воротник рубашки и уверенным шагом направился к той части судна, где все было готово для казни.
Глубокая тишина воцарилась на палубе, ибо подобные приготовления к смерти внушают почтение всем морякам, даже корсарам.
Веревку со скользящей петлей на одном конце держали с другого конца четыре матроса, стоя в ожидании у подножия фок-мачты, и не только весь экипаж «Призрака» собрался на палубе, но и два других корабля легли в дрейф, и их палубы, юты и реи были заполнены людьми.
Американский капитан сам продел голову в петлю, а затем, повернувшись к Сюркуфу, сказал:
— Не заставляйте меня ждать, сударь, ожидание равносильно мучению.
Сюркуф подошел к нему и освободил его голову от петли, в которую она уже была продета.
— Вы в самом деле раскаялись, сударь, — сказал он, — только этого я и добивался; придите в себя, вы уже подверглись наказанию.
Американский капитан положил дрожащую руку на плечо Сюркуфа, бросил вокруг себя блуждающий взгляд, ноги у него подкосились, и он упал без сознания.
С ним случилось то, что часто случается с людьми самой крепкой закалки.
Сильные перед лицом несчастья, они делаются слабыми перед лицом радости.
LVIII
КАКИМ ОБРАЗОМ АМЕРИКАНСКИЙ КАПИТАН
ПОЛУЧИЛ СОРОК ПЯТЬ ТЫСЯЧ ФРАНКОВ ВМЕСТО
ПЯТИ, КОТОРЫЕ ОН ПРОСИЛ
Обморок американского капитана длился недолго. Сюркуф и не собирался приводить в исполнение смертный приговор. Распознав в этом человеке те выдающиеся качества, какие прежде всего ценят военные люди, капитан хотел оставить сильный след в душе торговца неграми и, очевидно, добился своей цели. Приняв такое решение, он замыслил не только сохранить американцу жизнь, но еще и не разорить его окончательно.
И потому он приказал взять курс на Рио-де-Жанейро, лежавший в восьмидесяти или в девяноста милях к юго-западу.
Поскольку Рио-де-Жанейро являлся одним из самых значительных в Южной Америке невольничьих рынков, было очевидно, что капитан Хардинг должен знать там каких-нибудь торговцев черной костью. Бросив якорь в бухте, Сюркуф тотчас же вызвал американского капитана на борт своего судна.
— Сударь, — сказал он ему, — в тот момент, когда вам предстояло расстаться с жизнью, вы просили меня лишь об одной милости: передать вашей вдове пять тысяч франков, которые находились в вашем секретере; сегодня я хочу сделать для вас больше. Вы стоите в порту, где можете весьма выгодно сбыть с рук двадцать четырех негров, которые у вас остались; я позволяю вам продать их и взять себе вырученные за них деньги.
Хардинг дернулся от удивления.
— Погодите, сударь, — продолжал Сюркуф, — взамен я кое-чего потребую от вас. Одному из моих людей, моему секретарю, скорее другу, чем служащему, приглянулся, не знаю уж почему, ваш шлюп.