Экватор рядом

Чувствуем, что эти космические мотивы тесно переплетаются с торговыми, — такая восклицательная увертюра обычно сулит вздутые цены. Но мы уже немного научились ориентироваться в мире частного капитала, и, поняв это, торговцы резко сбавляют цены.

Покупаем фото- и кинопринадлежности. Изящная упаковка. «Грацие»[1] или «сэнкью»[2] на прощание. Бой несет полукилограммовый сверток до автомобиля. Если дождь — старается прикрыть вас зонтиком, торопится открыть дверцы машины. Потом — робкий, просящий взгляд.

Чаевые здесь называют турецким словом «бакшиш». Бакшиш ждут везде. В «ресторанном разделе» туристских путеводителей прямо говорится, что «чаевые желательны», иногда конкретно указывается сумма — 10–20 процентов от стоимости съеденного и выпитого.

Оставишь машину у гостиницы хотя бы на минуту — по возвращении вас непременно встретят двое-трое ребятишек с тряпками и ведром в руках. Автомобиль влажно блестит, а у мальчишек все тот же просящий взгляд.

Население города растет очень быстро, в основном за счет мигрантов из деревень и мелких городов, а емкость рынка рабочей силы почти не изменяется, остается бесконечно малой.

Новый Цветок не скупится на пищу для размышлений. В нем социальные контрасты городской Эфиопии выступают особенно рельефно. Меняется столица, меняется Эфиопия, а эти контрасты остаются. Когда я вижу мальчишку-газетчика, с надеждой заглядывающего в глаза прохожего, или вот эту примелькавшуюся, согбенную под невероятной тяжестью фигурку подростка — «разового» подсобного рабочего в магазине пли баре, я невольно вспоминаю другие картины: благодушное семейство столичного сановника, прибывшее на вертолете на курорт Амбо, аксумского епископа, брезгливо протягивающего пастве для поцелуев украшенную золотом и серебром руку, белокурую даму в бело-красном жокейском одеянии, выезжающую из ворот бельгийского посольства на великолепном скакуне для променажа по улице Фикре-Мариам-Абатечан, улице посольств и глинобитных бетов[3].

«У богача мед, у бедняка капуста», — говорят эфиопы. Эта жизненная формула без труда расшифровывается в Аддис-Абебе.

АЗЫ ЖИЗНЕННОЙ АРИФМЕТИКИ

Выхожу на широкую и крутую Черчилль-стрит. У тротуара замер роскошный лимузин. На заднем ковровом сиденье — мальчик лет семи-восьми. Катает взад-вперед игрушку — крылатый «реактивный» лайнер, почти как настоящий, только маленький.

У лимузина — другой мальчонка. Одной рукой робко гладит никель автомобиля, в другой — немудреное хозяйство чистильщика обуви: деревянный ящичек с тряпками и щетками. Широко открытыми глазами маленький чистильщик смотрит на красно-желтую урчащую игрушку. Он ни разу не был в школе, но знает, что, для того чтобы купить такое чудо, ему нужно вычистить 150 пар ботинок, и то если каждый клиент расщедрится на 15 центов, если не отдавать половину выручки местному «чистилищному боссу», если ничего не приносить матери и если, наконец, самому ничего не есть неделю. Что же, в таких случаях эфиопы говорят, кажется, так: «Когда нет жаркого, довольствуйся тыквой». Тяжки азы жизненной арифметики.

Ребятишки-чистильщики с сожалением поглядывают на мои вычищенные до блеска штиблеты. Впрочем, в июле, августе и сентябре, во время «кырэмта» («больших дождей») у них много работы. Эти маленькие мастера щетки и гуталина — полиглоты, хотя их запас иностранных слов имеет непосредственное отношение только к чистке ботинок всех мастей. Каждый раз они встречают меня традиционным приветствием: «Карашо! Пощищим!»

Моя дружба с чистильщиками родилась, однако, совсем не на «ботиночной» основе. Сразу же после приезда в Аддис-Абебу я попросил одного из них запечатлеть меня в кинокадрах на фоне «Pac-Отеля». Вокруг «оператора», высокого, худого паренька, вооруженного моей маленькой «Пентакой», собрались все его коллеги — веселая, шумная компания мальчишек. Они так рьяно ему ассистировали, что камера описывала в воздухе сложнейшие фигуры. То ли сказался тут энтузиазм помощников «оператора», то ли сыграли свою роковую роль профессиональные наклонности моего нового друга, но в кадре получились только мои нелепо подпрыгивающие туфли и качающийся тротуар. Тщеславие мое было наказано.

Каждая ватага мальчишек со щетками курирует свой определенный, постоянный объект: гостиницу, большой бар или учреждение. Невольно вспоминаешь некоторые, довольно свежие цифры городской статистики: чистильщиков обуви в Аддис-Абебе лишь в четыре раза меньше, чем учителей, а учителей, кстати, в два с лишним раза меньше, чем церковников. Вот какие «уравнения»!

У «Pac-Отеля» дежурят не только чистильщики. Здесь атакуют иностранцев разносчики дешевой галантереи, продавцы различных сувениров, обезьяньих и леопардовых шкур. Шкуры гверецы абиссинской, черно-белой обезьяны, продают не только в Аддис-Абебе, но и вывозят, главным образом в Кению. Только за вторую половину 1961 года через Мояле, пункт на границе с Кенией, было переправлено 26 тысяч обезьяньих шкур.