На первый взгляд надо лишь преодолеть ряд препятствий чисто практического характера. Возможно, им трудно выделить время для плодотворной дискуссии, которая могла бы привести к новому уровню понимания. Большинство из них, вероятно, убеждены в косности противоположной стороны и потому почти не верят в успех диалога. При этом основные, если не все, изменения, по их мнению, должны происходить в лагере оппонентов, которые обязаны признать свои заблуждения и принять правильную точку зрения! Некоторые же не решаются вступить в полемику, потому что сами не уверены в правильности своей позиции. Но даже если бы нам удалось устранить все эти препятствия и собрать (в нашем воображении) этих гипотетических богословов для спокойной и вдумчивой дискуссии, основная причина доктринального разделения заключалась бы в различии мнений о значении того или иного отрывка и о существующих между ними взаимосвязях.
Поначалу честная и продолжительная полемика лишь вскроет суть разногласий по конкретным вопросам и покажет, что обсуждаемые вопросы тесно связаны с другими богословскими темами. Но потом, после того как все разногласия по существу будут рассмотрены, дискуссия среди людей, подчиняющихся авторитету Писания, упрется в экзегетику и герменевтику. Даже если наши воображаемые оппоненты согласятся лишь с тем, что для вынесения окончательного решения у них недостаточно экзегетических данных, это уже будет большим достижением, потому что честное признание этого факта обеими сторонами будет означать, что ни у одной из них нет права на библейском основании исключать другую сторону.
Время от времени мне доводилось участвовать в таких дискуссиях; иногда я даже сам их устраивал. Из–за эмоциональных затруднений и ограничений во времени часто не удается далеко продвинуться на пути к согласию. Тем не менее любая плодотворная дискуссия всегда учит стороны более точно отличать хорошие и сильные аргументы от слабых и плохих.
Из этого следует, что изучать экзегетические ошибки важно и необходимо. Вот вам еще один мотив для изучения этой темы: Павел неоднократно призывает филиппийцев быть единомысленными. При этом единство, к которому он призывает, заключается не только в том, что они терпеливо должны относиться другу к другу, но также и в том, что они должны иметь одни мысли о Господе, то есть учиться думать о Боге одинаково. Частично в этом заключается смысл заповеди любить Бога всем своим разумом.
В большинстве случаев мы наследуем экзегетические методы, так же как и большую часть своего богословия, от наших учителей, которые научились им за много лет до того, как стали учить нас. Если ни наши учители, ни мы сами не пытались постоянно совершенствовать свои навыки, значит, они не соответствуют в полной мере современным достижениям в области экзегетики. Герменевтика, лингвистика, литературоведение, углубленное понимание грамматики и новейшие компьютерные технологии вынуждают нас критически оценивать свои экзегетические методы. Более того, современные открытия уже оказывают сильнейшее воздействие на некоторые сферы христианской деятельности (например, под влиянием новой герменевтики появилась концепция «контекстуализации» в миссионерском служении), поэтому перед нами стоит острая потребность в зрелой теории. Но ни во времена Реформации, ни даже в прошлом столетии совокупность всей полезной экзегетической информации не достигла своего максимума. Мы можем и должны учиться у своих богословских предшественников, но мы не можем прятаться от новых вопросов, которые перед нами ставит современность. Ни ностальгия по прошлому, ни страусиная реакция не спасут нас от тех угроз и возможностей современности, которые вынуждают нас поднимать наши экзегетические методы на новый уровень.
Последние два соображения приводят на память слова Дэвида Хэккета Фишера, который достаточно саркастично охарактеризовал своих коллег–историков:
Историкам следует развивать критерии критического анализа не только для толкования данных, но и для их сбора… Среди моих коллег принято считать, что допустима любая методология, главное, чтобы практикующий ее историк периодически печатал свои статьи и его не обвинили в уголовном преступлении. В результате состояние современной историографии стало напоминать евреев в эпоху судей: каждый делает то, что кажется ему справедливым. Поля засыпаны солью, вспаханы телицей и на земле царит голод[4].
Я не готов судить, насколько лучше или хуже положение экзегетики; но симптомы схожи.