Читаем Экзистенциализм. Период становления полностью

Романтизм подчеркивает в человеке интуитивное, чувственное начало. Да, разум – это важно, но важнее сердце (вспомните, то самое «сердце» Паскаля!), чувство. Еще один из афоризмов Новалиса, тоже безумно мной любимый. Как просто сказано: «Мысль – это остывшее и умершее чувство». Чувство – это жизнь, мир – это стихия. Когда чувство остывает, замирает, оно вырождается и деградирует в мысль. То есть есть что-то поважнее мысли. Мысль – это чувство, утратившее свою энергию, свою жизненную силу, свою подлинность, изначальность. Тут мы с вами возвращаемся к тому, о чем я говорил.

Романтики воспринимают мир как стихию, как жизнь, как движение. Тут уже в зародыше есть Бергсон и все остальное. Нет вещей, есть только процессы! Так же как мысль – остывшее чувство, так и вещи – это застигнутые на миг процессы. Процессуальный взгляд на мир, не статичный. Здесь в зародыше таится вся «философия жизни», экзистенциализм и герменевтика.


Еще два слова об отношении к другим культурам и эпохам.

Просвещение радикально и принципиально анти-исторично, потому что говорит: «Все люди равны», но при этом равенство понимает как тождество. Равны, то есть одинаковы. Все люди равны, как две болванки с одного конвейера. Просвещение не знает Другого. Если есть tabula rasa, разум один на всех, во все времена одно и то же. Одна природа человека, неизменная и статичная (то есть антропологический эссенциализм в культуре Просвещения порождает антиисторическую установку во взгляде на культуру). Есть разум и не-разум. Есть Запад и Восток, но они одинаковы. Вот оно, проявление редукционизма. Равенство как тождество.

Романтизм не отрицает равенство, но понимает его не как тождество, а как равенство бесконечно разного. Романтизм интересуется личным, персональным. Как писал Вакенродер, «только индивид интересен!». Тут вспомните Сократа: да, есть Истина, она одна, но никто не может ее монополизировать, каждый видит ее по-своему. «Нельзя смотреть на мир анонимным зрачком», как скажет Ортега-и-Гассет. Мне интересны другие, говорит романтик, потому что в конечном счете все об одном. Да, истина бездонна, но каждый интересен в своей уникальности. Отсюда огромный интерес романтизма к другим культурам, другим эпохам, его тяготение к другим временам.

Если Просвещение – антиисторично, оно не видит и не может видеть разницы между разными эпохами, культурами, то романтизм очень чуток и внимателен к Иному.

И что мы видим? Просвещение нарисовало мрачную картину, злую карикатуру, где народ – это нечто невежественное, народная культура – сборище суеверий, и просветители (мудрые учителя и опекуны) должны народ (это неразумное, пассивное опекаемое дитя) просветить. А романтики реабилитировали народную культуру, сказали, что там не просто сборище суеверий, но и куча всего интересного, стали изучать фольклор, пословицы, песни, сказки, эпосы и т. д. Романтиками были братья Гримм, собиравшие немецкие сказки, или русские славянофилы: Афанасьев, издавший сборник русских народных сказок, Петр Киреевский, опубликовавший русские народные песни, и Владимир Даль, творец словаря народного языка.

Точно так же со Средневековьем. Просвещение, чтобы себя оттенить, создало образ мрачного, жуткого, темного Средневековья. Мы часто воспринимаем его глазами просветителей: страшное время, мракобесие, обскурантизм, непрерывно убивают ведьм, инквизиция… Сплошное злодейство и невежество, полный провал на тысячу лет!

Романтики Средневековье реабилитировали. Они создали свой, тоже мифологический, тоже далекий от реальности, но противоположный просветительскому, образ Средних веков. Если Средневековье, которое нарисовали просветители, сплошной кошмар, мракобесие, костры инквизиции, то романтический образ (вспомните, например, Вальтера Скотта) – это благородные рыцари, прекрасные дамы, культура, центрированная вокруг веры в Бога, нечто возвышенное и прекрасное. Полемизируя со злой карикатурой, романтизм создает светлую сказку Средневековья. Что-то возвышенное, прекрасное. Понятное дело, что Средневековье было и таким и таким – и совсем не таким, каким его представляли просветители и романтики. Не прекрасный мир Вальтера Скотта, но и не инфернальный мир Вольтера!

С другой стороны, у романтиков мы видим огромный интерес к Античности, прежде всего к эллинской Античности, с ее эстетством, к Платону, к Сократу, к диалогу, к смеху Аристофана, а не к римскому унылому практицизму и гражданственности.

Романтики одни из первых в Европе, кто всерьез начал изучать Восток. Фридрих Шлегель выучил санскрит и стал читать Веды, был одним из первых, кто обратился за мудростью к индусам. (Потом, как вы знаете, это продолжил Шопенгауэр, тесно связанный с романтиками.)

Перейти на страницу:

Все книги серии ЛекцииPRO

Сотворение мира. Богиня-Мать. Бог Земли. Бессмертная Возлюбленная
Сотворение мира. Богиня-Мать. Бог Земли. Бессмертная Возлюбленная

«Мифологические универсалии – это не игра ума для любителей волшебства, а ключ к нашему сознанию, ключ ко всей культуре человечества. Это образы, веками воплощающиеся в искусстве, даже атеистическом», – подчеркивает в своих лекциях Александра Баркова, известный исследователь мифологии. В книгу вошла самая популярная из ее лекций – о Богине-Матери, где реконструируется миф, связанный с этим вечным образом; лекции об эволюции образа владыки преисподней от древнейшего Синего Быка до античной философии, эволюции образа музы от архаики до современности и трансформации различных мифов творения. Живой язык, остроумная и ироничная подача материала создают ощущение непосредственного участия читателя в увлекательной лекции.

Александра Леонидовна Баркова

Религиоведение / Учебная и научная литература / Образование и наука
Подросток. Исполин. Регресс. Три лекции о мифологических универсалиях
Подросток. Исполин. Регресс. Три лекции о мифологических универсалиях

«Вообще на свете только и существуют мифы», – написал А. Ф. Лосев почти век назад. В этой книге читателя ждет встреча с теми мифами, которые пронизывают его собственную повседневность, будь то общение или компьютерные игры, просмотр сериала или выбор одежды для важной встречи.Что общего у искусства Древнего Египта с соцреализмом? Почему не только подростки, но и серьезные люди называют себя эльфами, джедаями, а то и драконами? И если вокруг только мифы, то почему термин «мифологическое мышление» абсурден? Об этом уже четверть века рассказывает на лекциях Александра Леонидовна Баркова. Яркий стиль речи, юмор и сарказм делают ее лекции незабываемыми, и книга полностью передает ощущение живого общения с этим ученым.

Александра Леонидовна Баркова

Культурология / Учебная и научная литература / Образование и наука
Введение в мифологию
Введение в мифологию

«Изучая мифологию, мы занимаемся не седой древностью и не экзотическими культурами. Мы изучаем наше собственное мировосприятие» – этот тезис сделал курс Александры Леонидовны Барковой навсегда памятным ее студентам. Древние сказания о богах и героях предстают в ее лекциях как части единого комплекса представлений, пронизывающего века и народы. Мифологические системы Древнего Египта, Греции, Рима, Скандинавии и Индии раскрываются во взаимосвязи, благодаря которой ярче видны индивидуальные черты каждой культуры. Особое место уделяется мифологическим универсалиям, проявляющимся сквозь века и тысячелетия.Живой язык, образная, подчас ироничная подача самого серьезного материала создает эффект непосредственного общения с профессором, на лекциях которого за четверть века не уснул ни один студент.

Александра Леонидовна Баркова

Культурология

Похожие книги