Экзистенциализм. Период становления

И с этим связано еще одно, о чем я уже упоминал. Романтизм жадно интересуется Иным, качественно Иным. Равенство не есть тождество, Восток не есть Запад, Античность не есть Средневековье, Средневековье не есть современность, дети не есть взрослые, и все разные! При этом в этой разности есть нечто абсолютное и универсальное.

Поэтому понятно, что романтизм также реабилитирует женщин. В этой культуре большую роль играет женщина. Можно вспомнить Беттину фон Арним, знаменитую романтическую писательницу, подругу Гёте. Заслуживает упоминания также знаменитая Доротея Фейт. Каролина, которая была сначала женой Шлегеля, а потом Шеллинга и была душой кружка йенских романтиков; к ее мнению прислушивались, на нее ориентировались. Или Мэри Шелли, дочь анархиста Уильяма Годвина и феминистски Мэри Уолстонкрафт, возлюбленная великого поэта Шелли и сама – автор романа «Франкенштейн», с которого часто начинают современную фантастику и в котором пророчески предсказано, как порождение мысли человека уничтожит своего создателя. Вот только некоторые женщины, без которых романтизм невозможно себе представить.

Культ женщины, культ любви, жажда раскрепощения пронизывает весь романтизм. В нем весьма явственно провозглашена и, более того, воплощена идея женской эмансипации. Братья Шлегели написали роман «Люцин-да», где отстаивали право женщин на свободную любовь. Женщина – другая, но она не хуже, чем мужчина, так же как дети – другие, но уж точно не хуже взрослых. В романтической культуре очень важную роль играют женщины: писательницы, музы, вдохновительницы, инициаторы дискуссий, экспериментаторы в сфере личных отношений, активные и равноправные участницы кружков, журналов, салонов. Возникает сама идея женского равноправия, но не как тупого, безразличного к разнообразию людей равенства, равенства не как тождества, а равенства разных бесконечностей. Но тем не менее.

Мы возвращаемся к теме любви. Любовь – как способ выйти за свои пределы, сделать иное своим. Мы разные, но именно поэтому один интересен другому, потому что в конечном счете, в последней глубине и на последней высоте, все – одно. Поэтому и тема женщины, и тема любви очень существенны в романтической культуре.

Еще одна тема, которой надо коснуться. Особое место в романтической культуре также занимает тема сна. Особенно ярко это можно увидеть у Гофмана, у Гоголя – в той мере, в какой последний принадлежал к романтической культуре. Давайте вспомним: романтизм мистичен, символичен, есть несколько реальностей, многомирие. Речь идет о том, что за внешней реальностью скрывается какая-то скрытая. И образцовый пример – это Гофман. Ночная сторона жизни. (Новалис писал «Гимны к ночи».)

Романтики первыми в европейской культуре выходят всерьез на тему бессознательного, задолго до Фрейда.

В нашу дневную жизнь, привычную, пошлую, обыденную, врывается тайна, что-то скрытое, потаенное, манящее и грозное. Самая прекрасная сказка Гофмана – «Золотой горшок» (особенно если прочитать ее в восхитительном переводе Владимира Соловьева). Есть внешний пласт реальности – скучный, унылый, прозаичный до тошноты, а за всем этим – что-то жуткое и таинственное. Любую сказку вспомните: «Мышиный король», «Крошка Цахес», «Песочный человек». Везде встреча двух пластов реальности: сон и явь, ночь и день, тьма и свет, обыденность и чудесная тайна. Романтики говорят: сон – это не просто некая подачка телесной слабости и несовершенству, не просто досадная уступка отдыху нескольких часов суток, а такая же реальность, и, может, даже более ценная, и подлинная, чем явь. Я не могу сказать: ладно, семь часов уж посплю, а потом снова буду жить! Где и когда я живу по-настоящему: днем и наяву, или ночью и во сне, путешествуя между мирами, – это еще вопрос! Сон – не просто недо-явь, но это нечто самостоятельное, имеющее свою глубокую ценность. Так же как и детство – это не просто недо-взрослость, а женщина – это не просто недо-мужчина. Они самоценны. И романтизм показывает нам, как одна реальность проникает, переходит в другую.

В романтизме происходит реабилитация сна. Сон, его грезы – нечто самостоятельное и самобытное, имеющее глубокую ценность. Романтизм говорит о том, как одно переходит в другое, одна реальность переходит в другую. Вот как в «Золотом горшке», днем ходят какие-то студенты, скучные бюргеры, торговки, асессоры, а ночью… ночью все преображается и появляются чудовища, маги, Волшебные Саламандры, Змейки.