Поэтому я хочу сказать, благодаря вам есть возможность как-то немножко гармонизировать наше обсуждение. Потому что, естественно, я как-то увлекся. И понятно, что я упрощал. Просто надо иметь в виду, что романтизм дал и такие ядовитые побеги в числе прочих. А Просвещение, которое в целом я, мягко говоря, не люблю (и все, что из него выросло в просветительскую культуру)… Но понятно, что в ситуации ХХ – ХХI веков, когда действительно зачастую уже никто не верит всерьез во все эти идолы, разум, прогресс, науку и так далее, и уже, наоборот, поднимается какой-то воинствующий обскурантизм, мракобесие, какая-то пародия на романтическое обожествление народа и традиций, тут уже начинаешь кидаться от отчаяния и безысходности даже к просветителям за помощью.
Повторяю: все, конечно, не так однозначно было и тогда. И особенно продолжилось в ХХ столетии, с духовными детьми просветителей и романтиков. Так что вы совершенно правы, что возвысили свой голос в защиту Просвещения.
– Нет, видите, в чем дело. Романтики были изначально в худшем положении. Потому что Просвещение в XIX веке было мейнстримом в культуре, и под знаменами Просвещения, просветительскими ценностями утверждалось все это: буржуазия, капитализм и все прочие милые вещи. То есть Просвещение господствовало. Романтики все как-то оборонялись, отстреливались, огрызались. Поэтому речь не шла о полемике только в высшей сфере идей. Речь шла о реальных процессах, которые происходят в культуре. Я вам процитировал строки Баратынского: «Век шествует путем своим железным; в сердцах корысть и общая мечта…» Вот вам романтик, затравленный Просвещением, который забился в щель и которому жалко, что исчезли «при свете Просвещения поэзии ребяческие сны». Он не может сохранять спокойствие именно потому, что вокруг именно просветители или просветительские какие-то ценности и лозунги торжествуют. И поэтому он, естественно, должен отстреливаться уже из чего придется. Тут уже не до того, чтобы изысканно говорить: нет, извините, сударь, вот в этом вопросе вы, пожалуй, не во всем правы! Тут уже хватаешь утюг, кочергу или что под руку попадется и лупишь во все стороны. То есть надо иметь в виду, что это не просто спор Канта с Гегелем. Это спор куда более, скажем так, относящийся к нашему «жизненному миру», поскольку связан с их жизнью напрямую. Вот, например, Торо, романтик. Он взял и ушел на несколько лет из мира, построил шалаш в лесу и жил себе, а потом написал роман и все это воспел. Вот вам, собственно говоря, романтическая полемика с Просвещением! Или Байрон: поехал из травящей его Англии и погиб за свободу Греции.
– Нет, совсем не отрицается, я вас уверяю! Нет, романтики были антисциентистами, но они не были врагами науки. На самом деле обратите внимание: кумиром романтиков был Гёте, а Гёте – это что? Это как раз человек, который одновременно и поэт, и художник, и ученый и который все это в себе органично и гениально соединяет. В котором нет только холодного рассудка или, наоборот, только пылкого сердца. В котором все это в какой-то изумительной гармонии пребывает. Это очень характерно для романтиков.
Кстати, забыл сказать одну очень важную вещь в связи с мифом и романом. Романтики считали, что в современной культуре роман – это то же, что и миф в древности. И они считали героев вроде Гамлета шекспировского, Дон Кихота сервантесовского и Фауста гётевского современными мифическими героями. Они считали, что это современный миф и Гамлет, Дон Кихот и Фауст – это наши современные мифологические образы. Гёте для них – это было все! Само это уже показывает, что они не могли быть совсем и окончательно против науки. Тот же Новалис тоже был не чужд науке, например. Просто речь шла именно об антисциентизме. Так что тут уж романтики не виноваты.
Кстати, если вы хотите получше узнать, что такое романтизм, я всем очень хочу дать совет напоследок. Очень я люблю писателя Владимира Федоровича Одоевского.
У него есть сказки, у него есть роман «Русские ночи».