Здесь еще важно вот что сказать – не о состоянии культуры постмодерна, а о постмодернистской философии. В ней огромную роль играет структурализм, постструктурализм. А надо иметь в виду, как я уже говорил на самой первой нашей встрече в рамках этого спецкурса, что структурализм, постструктурализм и традиция, ведущая от романтизма к экзистенциализму, – это абсолютные антиподы. Поскольку структурализм, постструктурализм начинает с того, что его не интересует личность, а его интересует то, что над личностью, сверх личности: язык, структура и все такое. А романтизм, вплоть до экзистенциализма как его потомка, настроен противоположным образом! Соответственно, тут речь идет о некой идентичности, о некой персональности, об акценте на личность. Так что в этом смысле мы тоже видим их скорее оппозицию, чем сходство. Я согласен, что в смысле формы, некоторого эстетства, культа игры есть какие-то параллели, наверное.
Впрочем, повторяю: я постмодернизм и постмодерн знаю довольно плохо. Может, потому плохо и знаю, что очень не люблю, или, наоборот, не люблю, так как плохо знаю. Тут герменевтическая проблема: надо сначала полюбить, чтобы потом узнать, или наоборот? Как-то не сложились у меня с ним отношения. Еще, может, кто-то что-то хочет сказать?
– Простите, я не знал.
– Огромное вам спасибо за ваш вопрос. Он позволит мне как-то слегка уравновесить то, что я сказал. Понятно, я чисто в дидактических целях представил какие-то «идеальные типы» Просвещения и Романтизма. В реальности, конечно, их отношения куда интересней, сложнее и не всегда так полярны. Понятно, что в практической жизни все было менее однозначно. Это, во-первых. Во-вторых, при моей крайней и глубокой нелюбви как раз к Просвещению и всему, что из него выросло, я должен сказать несколько теплых слов о нем. И при всей моей безумной любви к романтизму я должен сказать несколько «гадостей» о нем напоследок. Потому что да, действительно, все понятно, да, Просвещение, да, плоскость, редукция, машины, механизация и так далее. Ну а романтизм – он благородно, по-рыцарски отстаивает личность, лирику, интимность и иррациональность.
Но, конечно, в своих проекциях романтизм там, где он начинает обожествлять иррациональное, там, где он начинает обожествлять миф, народ, почву и так далее… Он чреват зачастую ужасными порождениями: скажем, вспомним фашизм, например, нацизм и прочее… они, увы, тоже являются отдаленными родственниками романтизма. То есть романтизм может породить и таких монстров. На их фоне даже просветители кажутся лучом света в темном царстве. То есть в ситуации воинствующего мракобесия, стирания личности, торжества принципов крови, почвы и так далее… тут уже любой просветитель, который что-то хотя бы невнятно говорит про гуманизм, разум и человека, кажется просто чудесным человеком!