Экзистенциализм. Период становления

Кьеркегор говорит: что вообще является началом философии? Вспомните, Платон и Аристотель говорили: начало философии – это удивление. Мы удивляемся, что есть мир. А новая философия, с Декарта, началась с сомнения. Исходная стихия философии Нового времени – это сомнение. Как вы, конечно, помните, у Декарта методологическое сомнение – отправной пункт его размышлений: что истинно, что достоверно, на чем сердце успокоится? А Кьеркегор, и за ним другие экзистенциалисты (эта мысль со всей силой повторится у Ясперса), скажут: начало философии не только удивление, не только сомнение, но и, в первую очередь, отчаяние. Человек больше, чем голова. Потому что сомневаемся мы головой, а отчаиваемся всей душой. Сомнение – акт чисто интеллектуальный. Кьеркегор ему противопоставляет целостный, бытийный акт отчаяния. Отчаяние – начало, стихия философствования для Кьеркегора. Это стихия, в которой философия рождается и живет. И мы увидим, что на всех трех стадиях жизненного пути оно проявляется, хотя и по-разному. По-разному мы отчаиваемся и в разном, и сам мыслитель очень различно оценивает роль отчаяния на разных стадиях.

Но теперь перейдем от эстетика, который живет наслаждением, может прийти к отчаянию, который порхает по жизни, как птичка, – ко второй стадии. Вторая стадия – это этика.

Этик – это стоик. Не случайно, если образы эстетика – это Дон Жуан, Фауст, Агасфер и Нерон, то образы этика – это Сократ и Кант. Этик – это человек, который сделал выбор, вышел из спячки, собрал себя, выбрал себя, следует осознанно взятому долгу. Он не фрагментирован, он целостен. Он взвалил на себя ответственность за мир. Этик – это гражданин, семьянин, человек морали (как ясно уже и из самого его названия), человек, который взялся противостоять миру. Его выбор не внешний, а внутренний. Он руководствуется не внешним наслаждением, а внутренним долгом.

Но у этика есть свое отчаяние. С чем оно связано? Этик – это человек разума, морали. Это человек, которому противостоит Судьба. И, противостоя Судьбе, он понимает свою недостаточность, свое крушение. Он пытается взять на себя ответственность за мир, но всегда пасует, потому что мы смертны. В мире правит необходимость. Этик обнаруживает себя в мире причин и следствий, в мире, в котором единственная истина – это смерть, единственная высшая инстанция – это Судьба. И поэтому у этика свое безысходное отчаяние. Отчаяние человеческого мужества и бессилия перед Судьбой, перед смертью, перед необходимостью, перед разумом, перед моралью.

Но именно поэтому и этик для Кьеркегора – это не то, за что он выступает, к чему призывает личность.

Возможна и третья стратегия. Хотя возможна для совсем немногих.

Это – религиозная стадия. Как мы уже с вами поняли, Кьеркегор – это христианин, который всю жизнь размышлял, что значит быть христианином. (Вспомним фразу Паскаля: «Грешники считают себя праведниками, а праведники считают себя грешниками».) И все время приходил к тому, что единственный христианин – это тот, что понимает, что он – не христианин. А все в XIX веке, кто считал себя христианами, не христиане.

И вот мы подходим к важнейшему трактату датского философа «Страх и трепет». Кратко скажу вам о нем. Мы встречаем здесь и в некоторых других книгах Кьеркегора очень важный для него образ – образ Рыцаря.

Кьеркегор выводит перед читателем два типа рыцарства. Рыцарь для него – образ человека, который прошел через некую инициацию, некое посвящение. Один рыцарь, о котором говорит Кьеркегор, это «Рыцарь покорности». Он называет так, например, Гегеля. Вот его credo. Все действительное – разумно. Надо принять необходимость, покориться безликой всемогущей Судьбе. Что случилось, того уж не изменишь, надо это принять, понять и оправдать. Есть Закон – ничего не поделаешь. Мир прекрасен, прогресс царит. Это вот все – «Рыцарь покорности». Конечно, тут возможна разная модальность: в одном случае, если вы молоды, у вас все хорошо, ничего не болит, ничто не мучает и никто не умер – радость. Если же вы, напротив, стары, дряхлы и у вас все поумирали, то вы говорите: «Ну, ничего не поделаешь, се ля ви, такова судьба!». Но в любом случае – смирение, в любом случае – мир не изменить. Нет ничего выше Морали, Разума, Необходимости, Судьбы. Личность должна почтительно смириться перед ними! Всеобщее царит над единичным, нормативная этика царит над индивидом, разум царит над чувствами.

Но «рыцарю покорности», Гегелю, Кьеркегор противопоставляет двух, как он говорит, «рыцарей веры». Кто же они, эти «рыцари веры»? Это Иов, любимейший персонаж всех экзистенциалистов; потом о нем будет много писать и Шестов. И это, конечно, прежде всего, Авраам. Очень коротко о них.