Экзистенциальный эскапизм: новая проблема общества открытой информации

Сам Рикёр рассматривает понятие идентичности как крайне противоречивое, представляет ее как две различные модели. Модель «перманентности неизменной субстанции», неподвластной времени – речь идет о об одинаковости, самотождественности (idem, m^emet'e), в работе «Память, история, забвение» Рикёр так поясняет это понятие: «самотождественность присуща характеру или, точнее, генетической формуле индивида, неизменной от зачатия до смерти в качестве биологической основы его идентичности»[33]. И вторая модель идентичности – которую предполагает обязательство, эта модель не связана с неизменностью и обозначается словом самость (ips'eit'e). Это различение Рикер рассматривал как существенное в анализе повествовательной (нарративной) идентичности. «Подлинная природа нарративной идентичности, на мой взгляд, раскрывается в диалектике самости и тождественности. В этом смысле упомянутая диалектика представляет собой основной вклад нарративной идентичности формирования «Я»[34]». То есть мысль об идентичности на этом этапе приходит к важности именно нарратива (Имени, как назвал бы это Лакан), а не некой зыбкой умозрительной, но претендующей на объективность структуры.

Говоря о модели понимания человека, через контакт с другим нельзя игнорировать и теорию Мартина Бубера. В работе «Я и Ты» Бубер противопоставляет отношение «Я-Ты» и «Я-Оно», где первое – любовный «диалог», живое межличностное отношение, а второе – повседневное утилитарное отношение, соответствующее аристотелевской логике: «Нет Я самого по себе, есть только Я основного слова Я-Ты и Я основного слова Я-Оно»[35]. Об этой буберовской концепции П.С. Гуревич писал:

«Бубер называет три важнейшие сферы, в которых реализуется связь между «Я» и «Ты». Он рассматривает эти отношения как универсальные, значимые не только для живых существ… Первая сфера – это жизнь с природой. Здесь отношение доречевое, пульсирующее во тьме. Создания отвечают нам встречным движением, но они не в состоянии нас достичь, и наше «Ты», обращенное к ним, замирает на пороге языка. Вторая сфера – это жизнь с людьми. Здесь отношение очевидно и принимает речевую форму. Мы можем давать и принимать «Ты». Третья сфера – общение с духовными сферами. Здесь отношение окутано облаком, но раскрывает себя – безмолвно, но порождает речь»[36]. Как мы видим, тут понятие речи, языка также является одним из основополагающих. Также можно увидеть явное пересечение с идеями основоположника католического экзистенциализма Габриэля Марселя: «Любовь вращается вокруг определенного состояния, в котором нет ни меня, ни другого как такового: другой становится тем, что я называю «ты»… Любовь, поскольку она отличается от желания… подчиняет «я» высшей реальности – той, которая ближе к моей сущности, чем я сам»[37] Обратим внимание, что и Марсель и Бубер как дефиницию диалога вводят «Ты», личностное обращение, вместо нейтрального «Другой», тем самым занимая «внутреннюю» позицию в своем философском анализе.

Для направления символического интеракционизма основой понимания идентичности также служит взаимодействие, но это уже не диалог, а интеракция – взаимодействие, представляющее собой обмен символами.

Дж. Г. Мид полагал, что каждый человек уникален и изменчив, но идентичность социальна, появляется в процессе социализации и социального взаимодействия, когда человек непрерывно идентифицирует себя и окружающих его других людей: «Организованное сообщество, которое обеспечивает индивиду единство его самости, можно называть обобщенным другим»[38]. Идентичность оказывается синтезом внутреннего самоопределения человека и определения данного ему социумом. (Мид употребляет слово self, что переводится как самость, но так как речь идет о том же, что в работах других авторов обозначается как идентичность, мы сразу перешли к этому термину). Двумя важнейшими составляющими самости Мид назвал Я [I] – то, что человек думает о других и о себе, внутренний мир, и Я [Me] – представление человека о том, что о нем думают другие, внешняя социальная оболочка в субъективном преставлении человека. Тут нельзя не отметить, что мидовское разделение «I-Me» весьма схоже с левинасовским и рикёровским «Je-Soi», что не имеет точных русских эквивалентов и может быть лишь частично отражено местоимениями, употребляемыми с глаголами активного и пассивного залога («Я»/«Меня»).

Ю. Хабермас выдвинул концепцию баланса идентичности – модель в которой личностная и социальная идентичность есть два измерения единого целого: «Вертикальное измерение – личностная идентичность – обеспечивает связанность истории жизни человека. Горизонтальное измерение – социальная идентичность – обеспечивает возможность выполнять различные требования всех ролевых систем, к которым принадлежит человек»[39]. Этой формулировкой он не только продолжал линию интеракционизма, но и вступал в диалог с представлениями об идентичности М. Фуко.