Экзорцизм. Пролог

По утрам Избель не хотела просыпаться, а днем грезила наяву, раз за разом вспоминая то, что снилось ночью. Там, во снах или воспоминаниях, была настоящая жизнь. Та, о которой Избель так мечтала, та, которой она жила так недолго. Даже лучше. Молодость, красота, богатство — истинное богатство, а не жалкие бумажки Дональда — она владела всем, потому что в ее жилах текла кровь Лордов Основателей! Ей достаточно было посмотреть на серое, затянутое тучами небо, чтобы ветер разорвал их в клочья и обнажил радостную синеву! И пусть за это приходилось расплачиваться мигренью и носовым кровотечением… Избель прикрыла глаза, стремясь вновь вызвать в памяти этот образ — юной леди в платье с глубоким декольте, с глазами белыми, словно снег — именно в нем она проживала лучшие часы своей жизни. И как она могла бояться этого отражения? И когда увидела его в зеркальце, и в ту, первую, ночь, когда сон скрыл тоскливую реальностью темной вуалью…

Избель помнила, как лежала, ворочаясь на колючих от крахмала простынях, касаясь щекой неприятно-гладкой подушки, укрытая одеялом, под которое, не смотря ни на что, просачивался холод. Запах новых обоев смешивался со странным землистым ароматом. Она вдыхала его, думая о том, в какую дыру привез ее Дональд, и постепенно этот аромат вытеснил все остальные, утянул Избель за собой в забытье. Она редко помнила свои сны, даже думала, что они ей вовсе не снятся, но в этот раз все было иначе — каждая деталь, каждый звук, каждый оттенок, каждое касание — Избель чувствовала и помнила все, будто это происходило с ней на самом деле! И в то же время происходящее было от нее… далеко? За плотной прозрачной стеной, за толщей воды, за чем-то упругим, но непреклонным. Каждую ночь Избель пыталась приблизиться, преодолеть это препятствие, чтобы окунуться в настоящую жизнь полностью. И кажется, у нее получалось.

Первый сон, в котором она примеряла новое платье, стоя перед ростовым зеркалом, оказался самым отдаленным и коротким. Наверное, потому что тогда она снова испугалась своего отражения — с криком проснулась на мокрых от пота простынях, повторяя: «Это не я, это не я, это не я». На крик прибежала Амалия, но Избель, увидев в дверях ее перепуганное бледное лицо, столь похожее на ее собственное, только разозлилась. Трусливая девчонка тут же исчезла, предупредив и горничных, чтобы не беспокоили, а Избель выбралась из постели и стянула с себя сорочку. Она еще помнила касание ткани платья из сна — мягкого, нежного, восхитительного — и теперь ей казалось, что грубый хлопок царапает ее кожу. Потребовалось некоторое время, чтобы успокоиться, а за первым сном последовал второй, и третий, и четвертый. С каждой ночью они становились все длиннее, и больше Избель не боялась. Наоборот. Она наслаждалась.

Наслаждалась прогулками в яблоневом саду.

Наслаждалась выездами на пикники.

Наслаждалась богатством и роскошью.

Даже сам дом в ее снах выглядел иначе, хотя это несомненно был он. Другие витражи, другая мебель — не чета той, что купил Дональд! — другая посуда. Избель ела из тончайшего фарфора изящнейшими серебрянными приборами! В гостинной стояло пианино ручной работы! Музицировать на нем для гостей было так приятно! Все восхищались ее внешностью, ее голосом, беглостью ее пальцев и тем, как тонко она чувствовала мелодию!

А прогулки на лошадях? А домашний театр? А катание на коньках? После таких снов каждое пробуждение становилось пыткой, и Избель оттягивала его как могла; ложилась спать днем, не впускала в комнату солнечный свет — и постепенно яркие картины снов вытесняли скучную серую реальность. Она все еще помнила Дональда и радовалась, что его нет, — он точно не постучит в ее спальню. Она все еще помнила, что где-то в доме находится ее дочь, но теперь ненависть почти угасла, не беспокоила Избель в ее коконе равнодушия.

Сегодня ночью она готовилась к приему. Особняк украсили живыми цветами, среди которых больше всего было роз — белых и красных; повсюду горели свечи, и их золотистые огоньки отражались в полированном паркете, играли в стеклах и зеркалах. Сама Избель уже нарядилась: в белых волосах вспыхивали капельками крохотные алмазы, тонкую шею обхватывала бархотка, высокую грудь подчеркивало платье из молочного муслина. Вокруг суетилась служанка, а на низком кресле сидела женщина с уставшим и грустным лицом, одетая в глухое темно-серое платье. Только серебряные серьги и бордовая отделка лифа выдавали, что она не вдова. Женщина сидела молча, но Избель чувствовала ее неодобрение… и точно:

— Не слишком ли кокетливо? — спросила она.

— Нет! — отрезала Избель, и в который раз почувствовала волну восторга, услышав собственный музыкально-звонкий голос.

— Ромаль…

— Нет!

…Как сожалела Избель, что не успела увидеть сам прием и поучаствовать в танцах! Сны никогда не продолжались, их нельзя было отложить, как книгу, а потом продолжить с того же места — каждый раз сон показывал новый эпизод, а ведь ей так хотелось покружиться на балу, срывая с уст гостей восторженные вздохи и заставляя глаза соперниц загораться завистью!