Диана покраснела, благодаря «кокос», полностью закрывающий её фигуру и голову, что её никто не видит. От необходимости отвечать её спас Дроздов:
– Посылаю дрон.
– Подождите! – торопливо сказала она. – Сообщение может быть ментальным облаком. Лететь надо мне!
О том, что письмо может быть адресовано ей лично, Диана объяснять не стала.
– Но это опасно! – осуждающе бросил Шустов.
– Сбросьте меня на катере, потом заберёте, если ничего не случится.
– А если тартарианцы нападут снова?
– Если бы да кабы, – рассердилась Забавная. – Не надо программировать неудачу! Вильгельм, готовьте машину.
– Мы с Дубовиком идём с вами, – принял решение Шмелёв. – Вы правы, надо действовать, а не обсуждать риски.
– Хорошо, – сдался начальник экспедиции. – Мы тоже с вами, я и Джон.
– «Голем» готов, – доложил Дроздов через пару минут. – Поведёт его Волков.
– Отлично, – поблагодарил Шмелёв.
Диана выпрыгнула из ложемента, в коридоре к ней присоединилась пятёрка мужчин, и через полминуты падения из поста управления в транспортный отсек (тридцать метров по прямой) все разместились в кабине катера высшей защиты. Ещё через несколько секунд стартовая катапульта вышвырнула «голем» в атмосферу «грибопланеты».
Глава 16. Поиск в светлой тьме
Белый космос начал действовать на нервы уже спустя три часа после выхода эскора из Колобка в Тьмир. К концу дня даже самые стойкие космолётчики перестали вглядываться в безмерные белые дали, запылённые ажурными фрактальными скоплениями «мха» и «паутин», состоящими из местных звёзд, испускающих «тёмный свет», то есть потоки частиц, аналогичных фотонам земной Вселенной, только имеющих все «оттенки чёрного цвета».
Впрочем, такими этот «свет» видели камеры корабля, а вместе с ними и глаза космолётчиков. Первым догадался изменить восприятие картин местного космоса Тим Весенин. В разговоре с коллегами он вдруг изложил мысль:
– Господа, что, если изменить спектр видеокамер? Мы же имеем возможность сделать ось поляризации таким образом, чтобы видеть в инфракрасном диапазоне так же хорошо, как в нормальном видимом.
Дарислав понял вечного спорщика, подумав, что мозги у физика работают-таки неплохо.
– Прекрасно, Тим! Спасибо за идею! Калиф, ты понял, что требуется сделать?
– Кажется, понял, командир! – ответил кванк.
Через полчаса операторы экипажа вместе с компьютером рассчитали необходимые электронные связи видеосистемы, и виом в посту управления стал чёрным. Зато «заросли мха и паутин» налились преимущественно багровым свечением, превратившись в звёздные волокна, хотя и сильно отличавшиеся от скоплений звёзд и галактик в родной Вселенной. Зато в них было легче искать ориентиры и аномалии, коих Калиф насчитал немалое количество. Под аномалиями он понимал оставшиеся чёрными кольца и «морские звёзды» (с виду), а также разрывы в стеблях «мха», имеющих сугубо фрактальные очертания. Да и сами «звёзды» здесь были не сферическими образованиями, а такими же фракталами, только более плотными, напоминающими многообразные листья земных растений, связанных колючими «лианами».
До самого вечера по зависимому времени «Салют» наблюдал за удивительным «змеем», который каждые полчаса высовывался из-за ближайших «мшистых зарослей», обступивших куб-портал, и тараном бил в его невидимую грань, словно пытаясь разбить его как лист стекла. Прекратилась эта бессмысленная, с точки зрения космолётчиков, атака, лишь когда эскор без каких-либо затруднений выбрался из куба и сам спрятался за гигантской ветвью «мха» в миллионе километров от куба.
После этого «Салют» долго кружил между лохматыми клубками и спиралями местного «космоса», отрабатывая идею Дарислава поискать бакен Копуна. Однако космолётчики так ничего и не обнаружили: ни бакена, ни маяка, ни самого Вестника.
Решили устроить отдых, тем более что все находились в стрессовом состоянии больше одиннадцати часов и устали.
Эскор облетел колючую ветвь непонятного образования, изгибавшуюся, по прикидкам Калифа, шесть раз и достигавшую длины в одиннадцать тысяч километров, и причалил к «еловой шишке» на конце ветви, по размерам не уступавшей земному Эвересту.
После ужина привычно собрались в кают-компании, надеясь услышать от учёных, особенно от Шапиро, порцию новых объяснений происходящего и размышлений о природе Тьмира.
Начал дискуссию Весенин, самолюбие которого не терпело оставаться вторым в любой компании. Специалистом он был классным, иначе не попал бы в экспертную группу «Салюта», однако не считался ни с чьим мнением в области космофизических исследований, за что и получил от коллег и членов экипажа шутливое прозвище Тимирязев; представлялся он как Тим, в официальных же документах физик был известен как Тимофей.
– Всеволод, вы давно занимаетесь изучением теории тёмной материи, – сказал он, удобно расположившись на кушетке с чашкой россиано в руке. – Ожидали увидеть тёмный мир таким, каким он оказался?