Экзотики

И Эми стала вдругъ почему-то снова думать объ этой женщин, въ которую ея Егорушка, по его признанію, былъ когда-то давно и мимоходомъ влюбленъ.

«Странный народъ мужчины! — думалось ей:- если они способны сердечно отнестись въ такимъ… disons le mot — уродамъ, то какъ же они могутъ любить и насъ, порядочныхъ женщинъ? Я, виконтесса, молодая Вертгеймъ, баронесса Герцлихъ, милая Клэретта, мы не имемъ ничего общаго съ такой… не знаю, какъ назвать… Она красива и отвратительна. И кажется, что чмъ красиве будетъ „такая“, тмъ будетъ противне. Правду сказалъ про этихъ женщинъ Кергаренъ:- Rien, que de la belle viande, que mord le passant. Фуй! Какая гадость!.. Зачмъ это на свт… такое»…

Тихо двигаясь и размышляя Эми услыхала голоса и завернула праве, чтобы избжать кого-либо изъ знакомыхъ. Но вдругъ до нея достигъ добродушный смхъ князя. Она быстро дошла налво и уже собиралась крикнуть: «Егорушка», но какое-то, мгновенно сказавшееся въ ней, странное и дотол незнакомое чувство остановило ее. Она сдлала нсколько шаговъ впередъ и стала… Раздавался за кустами звонко и ясно, но незнакомый ей голосъ. Она присмотрлась сквозь чащу и увидла двухъ сидящихъ на скамейк.

— Des blagues! Radotage et radotage! — звучалъ женскій голосъ, мягкій, пріятный, но будто умышленно искаженный, вульгарный и грубоватый, ради шутки.

— Radotage. И ты это самъ знаешь, самъ видишь! Говорю, я поражена. Это щенокъ. У нея нтъ ничего! Четыре палочки и костлявый кусочекъ по середин. И это якобы un corps de femme? Лицо… Да разв одно лицо длаетъ женщину?.. Да и въ лиц ея нтъ ничего… Оно безъ жизни. Une esp`ece de morue. Ей-Богу! Vous vous valez, mon chat. Но какая парочка! Juel couple! Seigneur, mon Dieu!.. Она — щенокъ и костяшка, а ты — пузатый волъ. Un toutou et un boeuf… — И говорившая начала отъ души хохотать.

— Какъ это все грубо!.. — тихо отозвался другой голосъ.

Эми вздрогнула… Но тотчасъ же она провела рукой по и мотнула головой, какъ бы отгоняя возникшую мысль…

— Ну, не сердись, mon chat. Все-таки сознайся, что посл меня твоя супруга должна теб казаться tr`es rigolotte. Apr`esmoi, une planche `a layer! C'est pas dr^ole! Hein! Да кабы давно, еще ничего бы… Но теперь, теперь! Неужели она теб вчера не показалась смшна, когда ты вернулся домой? Voyons. Не злись. Я правду говорю. Поцлуй меня.

И женщина, охвативъ шею сидвшаго около нея, расцловала его.

— Не злись. Сознайся. По правд. Еслибы я была княгиней Соколинской, а она Діаной д'Альбре, то вдь ты бы теперь не бгалъ отъ меня къ такой Діан и не возвращался бы домой ночью… Ca, tu as beau dire, mon gar`eon, je te plais mieux. Я не костяшка. Je ne suis pas une plahche, moi. Ну! Ну! Хорошо. Пойдемъ. У меня еще нумеръ и не шуточный. Изъ «Карменъ».

Они встали со скамейки и двинулись… Женщина, пробуя голосъ, сдлала руладу, и ея звонкіе переливы огласили садъ.

Эми стояла истуканомъ среди дорожки, схвативъ себя за голову. Все въ голов ея кружилось, путалось, стучало…

— Гд же Егорушка? — выговорила она вслухъ. — Гд Егорушка?.. — безпомощнымъ воплемъ повторила она.

И тихо, будто робко, она опустилась на колни, закрывъ лицо ладонями и крпко стиснувъ ими глаза и виски… Затмъ, отнявъ руки отъ лица, она стала ощупывать себя, грудь, плечи, руки… Потомъ она впала въ какое-то забытье или оцпенніе. И вдругъ, дико вскрикнувъ, какъ бы отъ удара или испуга, или отъ мгновеннаго пробужденія посл страшнаго сна, она вскочила на ноги и бросилась бжать къ дому.

Пробжавъ всю дорожку до большой покатой аллеи, она остановилась сразу, задыхаясь.

Изъ настежь растворенныхъ, сверкающихъ оконъ дома грянула музыка. И подъ звуки оркестра, но властвуя надъ ними, пронеслось надъ ея головой давно знакомое ей:

L'amour est — enfant de Boh^eme,
Qui n а jamais… jamais connu de loi!
Si tu ne m'aimes pas — je t aime,
Et si je t' aime-prends garde `a toi!

Эми вскрикнула, узнавъ голосъ, теперь знакомый, теперь проклятый, и бросилась бжать отъ дома внизъ… Стиснутый каменнымъ кольцомъ прудъ лежалъ какъ огромное чудное зеркало въ блой рам!.. Она подбжала и замерла на краю.

— Все! Все! — всхлипывала она, озираясь и будто моля о возврат всего отнятого, всего, кром жизни…

А звуки музыки и соловьиная трель пвицы будто наполнили весь садъ, освщенный синеватой луной, и разсыпались, скользя по чащ кустовъ и втвей, по темнымъ аллеямъ съ пятнами свта, по глади водяного зеркала и разносясь кругомъ, будто отвчали ей…

…Jamais!.. jamais connu de loi!..
Si tu ne m aimes pas, — je t' aime…

Она прижала ладони къ ушамъ, чтобы не слышать, и вся трепещущая, ближе подвинулась въ открытому краю каменнаго отвса.

Закинувъ голову, лицомъ въ тихому синему небу, она простонала безпомощно:

— Мама! Я не могу!.. Все!.. Все, мама…

Невдалек къ берегу двигались лодки съ звонкимъ говоромъ и смхомъ…

Раздался гулкій всплескъ воды и брызнуло кругомъ… Пронесся трепетный кривъ, робкій, слабый, будто дтскій: